Калинин
Шрифт:
И вдруг арест!..
Один из друзей Михаила Ивановича, В. Трофимов, писал ему: «Сегодня (23 августа 1937 года. — А.Т.)при посещении семьи Акуловых я узнал, что Иван арестован. Я не могу отделаться от этого кошмарного удара. Но вместе с тем не могу допустить мысли, что Иван — предатель партии и Родины. Вот уже тридцать лет я его знаю, но всегда я знал его как убежденного ленинца… и как честного человека. Что же случилось? Может быть, он стал жертвой клеветы? Эта мысль не дает мне покоя…»
Не давала покоя эта мысль и Калинину. И, по свидетельству близко знавших его людей, он пытался — и не раз — говорить со Сталиным, Сталин отмахивался:
— Ты, Михаил Иванович, всегда был либералом…
Так
После санкционирования Сталиным предложений НКВД о приговорах тем или иным партийным работникам или военным деятелям было уже невозможно сделать что-либо. К тому же решение суда Военной коллегии не подлежало обжалованию даже в Президиуме Верховного Совета СССР.
Там, где это было возможно, Калинин вмешивался и добивался отмены несправедливо суровых наказаний.
В мае 1937 года к нему обратилась колхозница М.И. Семенова с просьбой освободить ее от уплаты трех тысяч рублей за проданную перед вступлением в колхоз корову. Внимательно разобравшись в деле, Михаил Иванович направил председателю колхоза «Революция» Ивановской области, где работала Семенова, письмо. В нем, в частности, говорилось:
«С точки зрения закона и Устава колхоза это решение является правильным, однако, несмотря на это, мне кажется, что ее просьбу следовало бы удовлетворить. Она одинокий и преклонных лет человек и, судя по всему, не в состоянии уплатить три тысячи рублей даже и при шестилетней рассрочке. Применение принудительного взыскания, как это предполагает сделать судоисполнитель, к престарелой колхознице политически будет неправильно.
Таким образом, на деле, кроме судебной волокиты, ничего не получится.
Поэтому прошу Вас обсудить на собрании колхозников этот вопрос и сообщить им, что я лично считал бы возможным, в виде исключения, освободить ее от уплаты денег за корову. О решении прошу меня уведомить.
М. Калинин».
В начале 1938 года Калинин разбирается с делом А.Г. Икрина и затем пишет в Свердловский обком партии:
«Ко мне обратился с жалобой на неправильное исключение из партии и снятие с работы зав. Еланским райзо гр. Икрин А. Г.
При личных с ним переговорах у меня создалось впечатление, что он честный человек. Поэтому прошу Вас в насколько возможно ускоренном порядке разобраться с его делом исключения из партии. При разборе его надо принять во внимание как его неопытность, так и всю сложность той обстановки, в которой он очутился при выдвижении его на работу зав. райзо. При этом необходимо строго отделить вопрос о том, есть ли в его бывшей работе элементы преступности или просто неумение разобраться в том или ином вопросе.
Очень прошу Вас сообщить о том, как будет у Вас решено его дело.
С коммунистическим приветом.
М. Калинин».
В 1939 году один из родственников Мордухай-Болтовских попытался устроиться в Управление строительства Соликамского гидроузла. Стройка находилась в ведении НКВД, и его на работу не брали. Тогда внук Мордухай-Болтовского решил написать письмо Калинину.
Ответ пришел почти немедленно: «Ходатайство о приеме на работу поддерживаю». Помог ему Михаил Иванович и прописаться в Ленинграде. Но тут из управления НКВД Ленинградской области к Калинину поступает письмо, извещающее «всесоюзного старосту», что гражданин Александр Иванович Мордухай-Болтовский скрыл от него, Калинина, что был в свое время осужден и что, следовательно, правом проживания в Ленинграде он не пользуется. Под сообщением — подпись заместителя начальника управления Гоглидзе — цепного пса Берия и такого же, как он, негодяя. Калинин ответил:
«Получил
Я лично хорошо знаю не только А.И. Мордухая-Болтовского, но и всю их семью больше 50 лет.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. Калинин».
Позже, уже во время Великой Отечественной войны, в беседе с писателем Пришвиным, когда речь зашла о Мордухаях, Калинин сказал, что, к чести всех членов семьи генерала Мордухай-Болтовского, никто из них не присоединился к контрреволюции.
На всю жизнь сохранил Калинин теплое чувство к этой семье.
И уж совсем неверным считал Калинин, когда за грехи мужа подвергают наказаниям жену. Характерно в этом отношении письмо Калинина коменданту 2-го отряда стрелковой охраны г. Смоленска.
«У Вас в детском приемнике в течение двух лет работала воспитательницей беспризорных гр. Прудникова Ф.А.
В январе месяце она Вами была уволена с работы в связи с тем, что ее муж был исключен из партии и выслан.
Считаю увольнение гр. Прудниковой только по этой причине необоснованным. Считаю возможным оставление ее на работе, если за ней лично нет порочащих фактов».
1938 год не принес облегчения. С поста наркома внутренних дел был снят Ежов, вместо него пробрался Берия, пользовавшийся почти неограниченным доверием Сталина. Последовала новая серия провокационных арестов: Блюхер, Крыленко, Рудзутак, Уншлихт…
В это время болезнь глаз у Калинина сильно обострилась. Врачи предупредили, что если он не согласится на операцию, то ослепнет.
После операции Михаил Иванович отправился лечиться в Сочи. Туда же приехала и Екатерина Ивановна:
Калинин писал в это время Лиде: «Сегодня приехала мать. Её приезд внес динамичность в нашу стоячую жизнь. Она утром приехала и сходила на море, ездила на Ахун, поднялась на башню, была у зубного… Сегодня — я письмо продолжаю писать на второй день — купалась в море, сейчас с Грушей ушли гулять, ночевать будут в Гаграх, чтобы завтра быть на озере Рида.
Я же, наоборот, веду жизнь сидя. Через день принимаю ванны, в свободные дни — массаж. 30-го окончил работу и послал ее в редакцию «Молодой гвардии». Свое обещание перед комсомолом я выполнил; не могу сказать, каково оно вышло, но труда в работу вложено немало… [1]
Здоровье, самочувствие хорошее, врачи говорят, что здесь еще улучшилось. Я думаю, в этом случае они не врут. Я сам нахожу, что нервы и все прочее стало лучше. А с окончанием работы будем больше уделять основному отдыху. Как раз сейчас и погода идет к улучшению».
1
Речь идет о статье «Боевой путь комсомола»
Казалось, ничто не предвещало грозы. Не взволновала никого и телеграмма, полученная Екатериной Ивановной из Москвы. Вызывали на работу. Что же делать, вызов есть вызов: работа прежде всего. Трудно было представить себе, что произойдет потом.
А случилось вот что. Приехав в Москву, Екатерина Ивановна отправилась на службу. Время было позднее. Она там никого не встретила и так и не смогла понять, зачем ее вызывали. А вечером, когда она уже собиралась ложиться спать, раздался звонок в дверь. Вошли двое в штатских костюмах, вежливо поздоровались. Потом один из них сказал, что они из НКВД и что Берия просит ее приехать. Он желает посоветоваться с ней по некоторым вопросам. Екатерина Ивановна оделась, позвонила по телефону Лиде, попросила ее приехать завтра и закрыла за собой дверь…