Калинка-малинка для Кощея
Шрифт:
Дивислав поморщился:
— Не ворожка она. Точнее, силой чудесной владеет и совсем не малой, только вот не из местных. Это…
Повисла тишина. Ему явно не слишком хотелось отвечать, однако было ясно, что я так просто не отстану. И оно верно. А то зовёт с собой в Удавгород, только вот сам не спешит рассказывать то, что потребуется во время путешествия. Нехорошо-о-о-о.
— А кто? — поинтересовалась я. — Знакомая добрая, которая ножку подставила?
Дивислав поморщился:
— Уж хорошо бы было. Лучше
Я насторожилась. Родственники? Так-так, это уже интересно. Василий принял сидячее положение и чуть прищурился.
«Хороша птичка, — невольно отметила про себя. — Тело филина ему так же подходит, как мне — ящерицы».
— Родственники? — все же мягко уточнила я.
Дивислав вздохнул:
— Она самая. Родная сестра его, Счаста-змея. Никогда они не мирили, ибо друг мой предпочитал мир с людьми и занятие, угодное душе, а Счасте подавай только сеять колдовские чары и заманивать в них всех, кто дорожку перейдёт.
Я молча его слушала. Верить ли всему сказанному? Не знаю. А не верить… Так вроде бы не лжёт, это обычно видно.
— Так… — осторожно начала я, и Дивислав хмуро посмотрел на меня, — что именно они не поделили в последний раз? Или, думаешь, Счаста хотела возвести напраслину на Горыныча?
— Вот это мне и предстоит сегодня выяснить, — медленно сказал Дивислав, явно думая о чем — то своём. — Конечно, в Удавгород нам всё равно придётся отправиться, но кое-что лес да ночь мне нашепчут.
Я подозрительно на него посмотрела:
— То есть ты придёшь завтра утром?
За спиной раздался шепоток — Тишка с Мишкой что — то обсуждали.
— Утром? — искренне удивился Дивислав. — Нет, конечно! Я же останусь у тебя на всю ночь!
Ночь выдалась тихая и звёздная. Вопреки пасмурному серому дню, так щедро проливавшему на землю струи дождя. Правда, вот прохладнее стало намного. Но это не беда, можно пережить. Лето всё же на улице, не зима. А мне что снег, что зной. Знай только одевайся по погоде — и все дела. Зимой — то, конечно, есть определённые трудности, но я справляюсь. Всякая погодка в Полозовичах хороша. А кто ноет да плачет, тот сам себе злобный змей. Если находить кругом хорошее, то и живётся на свете легче.
— Наглый он, наглый, — сказал Васька, стоило только Дивиславу выйти из дому.
Наглый, конечно. Ночевать он, видите ли, останется. Может, тогда ещё и постельку мягко постелить да рядышком с собой уложить, чтобы кошмары не мучили? Однако, заметив выражение моего лица, он только рассмеялся:
— Ай-ай-ай, Калинушка, какие мысли в голову тебе закрадываются! По глазам же вижу, что какое — то непотребство подумала. Нехорошо-о-о-о. А останусь я всё равно — слишком далеко идти назад, а потом снова к тебе возвращаться. Только вот спать я не собираюсь, дел много…
Василий всё это тоже слышал. Потому сразу принял стойку боевого филина, готового проломить гостю дорогому череп. Не со зла, но для профилактики. Васька, он у меня вообще не злой. Но беспорядок страшно не любит. Особенно если его организовывает не сам Васька, а кто-то другой.
— Наглый, — задумчиво подтвердила я, накидывая шаль на плечи. Тоненькую такую, красивую. Лель, кстати, подарил в прошлом году.
Тяжко вздохнула, понимая, что пока не представляю, как разыскивать друга, и посмотрела в сторону приоткрытой двери. Дивислав предупредил:
— Ворожить буду. Песню полуночи и ветра наиграю. Что из этого получится — пока не знаю. Захочешь посмотреть — выгляни. Но близко ко мне не подходи, ибо мало ли что может случиться.
И так же любопытство грызло. Прям как в детстве, когда мать строго-настрого велела отвернуться и не смотреть, потому что плетение некоторых чудесницких чар в слишком юном возрасте могло навредить.
Я была девочкой послушной, хоть и шебутной. Но когда со мной говорили серьёзно, то слушалась беспрекословно и даже не думала перечить.
Васька взмахнул крыльями — кажется, хотел было взлететь, но передумал. Лень в его случае была так же неистребима, как и постоянное желание есть. При этом нужно заметить, что совместно эти вещи, по идее, должны были его привести к полноте, однако… ничего подобного. В размерах хранитель даже не думал увеличиваться.
— Не полечу, — глубокомысленно изрёк он. — Тоже у тебя останусь.
— Боишься замёрзнуть? — подколола я, все никак не в состоянии заставить себя не смотреть на дверь.
Хватит уже прислушиваться, Калина. Всё равно кроме шума ветра да звуков, издаваемых ночными животными, ничего не слышно. Может, Дивислав и не будет творить никакой ворожбы, а так… пыль в глаза пустил?
Сердце вдруг застучало как бешеное, а кровь прилила к щекам. Э, нет. Не так. Чувствую, что не лгал мне. Чувствую, и всё тут. Значит, надо просто подождать. Возможно, готовится долго или… просто не выходит что — то.
— Конечно, — покивал Василий. — А то потом тебе парить меня придётся, вареньем кормить, спинку растирать, одеялком укутывать. Оно тебе надо?
— Ну вот не надо! — возмутилась я. — Совы таким образом не лечатся!
— Лечатся! — невозмутимо опроверг моё утверждение Васька. — Просто мы еще до такой методики не дошли…
— Ишь, какой умный, — буркнула я и замерла.
С улицы донеслась мелодия. Тихая и мягкая, звенящая, словно кто взял звёздный свет, заморозил его, вырезал свирель, а потом заиграл на ней. Звонко, чисто, ясно и холодно. И точно уж кожа мурашками покрывается не от ночи прохладной. От каждого звука внутри что — то будто сворачивается и замирает. А мелодия звенит и разлетается, чарует нездешним напевом.