Калинка-малинка для Кощея
Шрифт:
В общем, надо самому озаботиться встречей с Калиной. А то Дивислав как-то больно уж мрачно настроен. Того и гляди, перепугает девицу до чертиков.
— Что — не знаем, — пожал плечами Кривсун, — не доходят никакие шепотки из змеиных местах. Умеют хранить тайны, гады ползучие. Но вот я б не советовал тебе, Темнозар, расслабляться.
Я кивнул.
— Спасибо, учту.
— Ну а теперь… — Маржичка краем глаза глянула в мою чашку и тут же отстранилась с явным разочарованием — хвельца действовала на меня не так, как они планировали. —
Я выдержал паузу, поглядывая то на одного, то на другого. Ожидал, что запросят цену повыше, но оба молчали. Что ж, с одной стороны, опасно узнать, чем надо расплачиваться, после того как услуга оказана. С другой… всегда можно сказать, что мы так не договаривались, не будь я старшим сыном Кощея.
— Есть интерес у меня, — сказал я, делая глоток и, прищурившись, глядя на Кривсуна. Чутье подсказывало, что в этом деле может помочь именно он. — Что за красавица, холодная да суровая, красивая, как зимняя пора, но так же смертельна, сидит в серебряной пещере у ткацкого станка?
Перед взором вновь появилась красавица с белыми косами. И глаза, да. Сейчас только дошло, что они были серебряными. И ледяными-ледяными. Но в то же время на Снегурочку женщина не походила. Взрослая, знающая себе цену, не дающая никому поблажек.
Кривсун на секунду задумался. Ай, пройдоха. Знает ведь, точно знает. Но делает вид, что пытается вспомнить. Я допил хвельцу и с лёгким стуком поставил кружку на стол. Давай не молчи, друг мой. Всё равно ж потом заломишь такую цену, что мало не покажется.
Маржичка шустро подхватила кружку и ушла на кухню. То ли собралась поддерживать идеальный порядок, то ли сообразила, что надо нас оставить одних. Раз разговор пойдёт про женщин, то мужчинам лучше поговорить на своём языке.
Взрыв хохота отвлёк нас: упыри и оборотень вовсю гоготали над какой-то шуткой. Забавное веселье в умрунской харчевне. Впрочем, сами посетители не люди, так что имеют полное право.
— Безобразники, — беззлобно хмыкнул Кривсун. — Зато клиенты хорошие. Так, ладно. Слушай меня, Темнозар, коль спросил.
Если идти отсюда этак пару дней, то можно добраться до Горе-горы. Две вершины так и тонут в облаках, сияют снегом, слепят глаза. В народе гору еще зовут Двурогой или Пристанищем Ткачихи. И то, и то название отражает суть. Гора мертвая, подземельный народ её не любит, это тебе и Маржичка подтвердит. Но всё же забегают туда особо смелые да дерзкие, чтобы увести сверкающие росой и всеми цветами радуги осколки ледяного кружева и полотна, которые делает Ткачиха.
Я нахмурился, стараясь не упустить ни слова. У Кривсуна порой просыпался талант непревзойдённого рассказчика. Сам ли придумывал, или пересказывал принесённое подземными шепотками — кто знает. Но неизменно было только одно: он всегда говорил правду. Поэтому слушать нужно очень внимательно.
— В тех местах, — продолжил Кривсун, — местные жители знают, что раз в несколько лет Ткачихе становится скучно. И тогда она берёт серебряный серп луны и выходит на охоту. Забирает только мужчин, оставляя женщин. При этом не поймешь, как именно решает, кто ей нужен. Зачаровывает, голову кружит и уводит в гору. Подозреваю, что Горе-горой нарекли Двурогую именно женщины. Шепчут, что многие пытались вернуть своих возлюбленных, да только никто не возвращался живым. Ткачиха оплетала всех ледяным кружевом и больше уже не выпускала.
— А зачем? — спросил я.
Нет, ну гадов всяких, конечно, хватает. Только вот, знаете ли, ни один из них ничего не делает просто так. А значит, и у Ткачихи есть причина забирать мужчин. Поди теперь догадайся зачем.
Честно говоря, мне совсем не нравилось, что в видении я встретился именно с ней. Вдруг какая гадость задумана судьбой? Не мне, так Дивиславу. Ухо надо держать востро и не расслабляться.
Кривсун пожал плечами:
— Горе-гора не прослушивается. Потому и не ведаем ничего. А я бы и сам не отказался. Всё же такая кладезь-то!
— Можно хорошо заработать, да? — подколол я его.
— Угу, — кивнул он. — Кстати, про заработать. За информацию, добытую потом и кровью, я хочу…
— У умрунов нет крови, — заметил я.
Но Кривсун сделал вид, что туговат на ухо и ничего не расслышал. Впрочем, по тени, пробежавшей по его лицу, я понял, что всё же глухотой он не страдает. Закон такой. Если ты помер, к примеру, лицом кривой, то в посмертии так и останешься. Болел чем — тоже всё твоё. Но вот если при жизни слышал прекрасно, видел зорко, а прыти было только позавидовать — никуда оно не денется.
— Привези мне из Полозовичей двоедушницу, Темнозар.
Я приподнял бровь:
— Двоедушницу? Ты решил отловить должников и соединить их с моим батюшкой, что ли?
Должников батюшка на дух не переносил. Тем, кто по действительно серьёзной причине не мог вовремя выплатить долг, беды не делал — ждал. Но вот тех, кто не хотел или ленился…
Кривсун посмотрел на меня с укоризной:
— Всё-то тебе шутить. Предмет это такой, полозовичанские умельцы делают. Но ничего больше не скажу, сам узнаешь, что это — сам и принесёшь. И не смотри так — не себе прошу.
Я пожал плечами, ничего не обещая. По крайней мере, по времени. Кто его знает, вдруг уже всё производство свернули, пока мы тут беседовали.
— А как добраться до Горе-горы, не говорили часом? — уточнил на всякий случай.
Нет, а чего время терять? Вдруг тут всё скажут, тогда и дважды ходить не надо будет.
Кривсун вздохнул, снова протёр чистый стол. Ага, понял. Как раз та картина, когда есть вопрос, есть возможность заработать, но ответа нет. Вот и страдает, бедняга.
— Это уж не по моей части, Темнозар. То есть кое-что я знаю, врать не буду. Но есть причина… короче, всего рассказать не могу.