Калиостро
Шрифт:
Более занимательного сюжета придумать просто невозможно. Даже полет на шаре братьев Монгольфье, завоевавший человечеству небо, не привлекал такого внимания Парижа. Да что Парижа — всего света! Бессмертные произведения Вольтера, Жан Жака Руссо, Бомарше на протяжении десятилетий не расходились такими огромными тиражами, как речи защитников, — за неделю. Еще до слушания дела речи защитников, по закону не подлежащие цензуре, публиковались в печати. Книжные лавки брали штурмом, приходилось вызывать полицию. Семь, десять, двадцать тысяч экземпляров, еще с влажной типографской краской, рвали из рук книгонош. В зарубежных посольствах посланники упаковывали пакеты целыми дюжинами, чтобы, не теряя времени,
Чувствуя, что благородные господа постараются отыграться на ней, Ламотт, дабы запутать дело, отвести от себя подозрение и сделать Рогана посмешищем, обвиняет в воровстве совершенно невиновного Калиостро и втягивает его в процесс. Она не брезгует ничем. Свое неожиданное обогащение нагло и бесстыдно объясняет тем, что была любовницей его преосвященства, — а ведь каждому известна щедрость этого любвеобильного священника!
Наконец, наступает 31 мая, день вынесения приговора. С раннего утра перед Дворцом правосудия волнуется гигантская толпа. Не только левый берег Сены, Понт-Неф, но и правый берег реки заполнен взволнованными людьми. Конная полиция с трудом поддерживает порядок. По возбужденным выкрикам толпы все шестьдесят четыре судьи на пути во дворец чувствуют всю важность судебного решения, которое они должны принять. Однако еще более суровое предостережение ждет их в приемной большого зала совещаний.
Там, в траурных одеяниях, шеренгами стоят девятнадцать представителей фамилий Роганов, Субизов и Лотарингского дома. Они в глубоком молчании низко кланяются шествующим сквозь их ряды судьям. Их одеяния и позы свидетельствуют о многом. Судьям понятно невысказанное — вся страна ждет оправдательного приговора кардиналу и Калиостро.
И тем не менее совещание длится шестнадцать часов, ибо судьи стоят перед необходимостью принять решение, ведущее к серьезным последствиям. Что касается аферистки и ее второстепенных сообщников, здесь вопрос ясен, у судей единодушное мнение. Но не просто определиться в отношениях к кардиналу и королеве. Трудную задачу решает правосудие: если рассматривать поведение Рогана по меньшей мере как неуважение к монаршей особе, то Мария-Антуанетта отомщена; если полностью оправдать Рогана, то тем самым морально осуждается королева. То есть выносится решение огромного политического значения: считает ли парламент Франции особу королевы «священной» или личностью подсудной законам так же, как любой другой французский подданный?
Как же оправдывался Калиостро? Вот выдержки из его записки, представленной суду.
«…Я написал то, что достаточно для закона, и то, что достаточно для всякого другого чувства, кроме праздного любопытства. Разве вы будете добиваться узнать точнее имя, средства, мотивы незнакомца? Какое вам дело до этого, французы? Мое отечество для вас — это первое место вашего королевства, где я подчинился вашим законам; мое имя есть то, которое я прославил среди вас; мой мотив — Бог; мои средства — это мой секрет».
Из написанного видно, что интересовало судей. На их вопрос «Кто он?» Калиостро отвечал:
— Знатный путешественник.
И потом, поговорив часа полтора о сотворении мира и тайнах природы, называл госпожу Ламотт воровкой и вруньей. Далее, дабы произвести на суд впечатление не только красноречием, Калиостро перечисляет своих друзей в разных странах: в Испании — герцог Альба и сын его, герцог Вескард, а также герцог Медиме-Сели; в Португалии — граф де Сан-Виценти; в Голландии — герцог Брауншвейгский; В Санкт-Петербурге — князь Потемкин, Нарышкин, генерал от артиллерии Мелиссино; в Польше — графиня Концесская, принцесса Нассауская, в Риме — кавалер д'Аквино… Блестящему списку несть конца.
Калиостро надеется на оправдание. Но на очной ставке с Ламотт Калиостро изменил своей важности и красноречию. Едва только ее ввели, как Калиостро закричал и обрушился на нее с извозчичьей бранью. Ламотт в долгу не осталась и, окончив огрызаться, схватила зажженную свечу и бросила ее в Калиостро, но так неудачно, что капли сала попали ей самой в глаз.
Калиостро торжествующе воскликнул:
— Небо тебя покарало!
Двадцатью шестью голосами против двадцати двух — перевес небольшой — кардинала и Калиостро оправдали полностью и безоговорочно. Даже к сообщникам аферистки отнеслись мягко — они отделываются высылкой из страны.
За все в полной мере отвечала Ламотт. Ей единогласно вынесен приговор: сечь плетьми, заклеймить буквой «V» (voleuse — воровка) и пожизненно заточить в Сальпетриер…
Итак, расчет Калиостро оправдался. Он отделался лишь предварительным заключением в Бастилии.
Оправданный, но изгнанный
Его оправдание вызвало в Париже бурю восторга. В его честь звонили колокола! Только вмешательство полиции остановило желание города устроить иллюминацию в его честь. Тем не менее король счел необходимым удалить его из Парижа. Тем более что Мария-Антуанетта, узнав о приговоре, была взбешена и легко могла бы отыскать способ избавиться от неприятных и неудобных для нее людей.
Кардинал уехал в Овернь. Калиостро переехал в Пасси и там прожил некоторое время. К нему приезжали целые толпы почитателей, но во Франции ему становилось неуютно. Тогда он вспомнил о Лондоне. Вероятно, графу хотелось теперь, в расцвете, как ему показалось после 1 июня, своей славы, показаться там, где делал он свои первые шаги мага. Когда Калиостро садился на корабль, увозивший его в Англию, перед ним преклонила колени толпа в несколько тысяч человек, просившая его благословения! Многие из приверженцев последовали за ним в Лондон и там способствовали его торжеству.
Живя в Лондоне, Калиостро разразился замечательным документом, который тогда был переведен на все европейские языки. Он носил заголовок «Письмо к французскому народу» и помечен 1786 годом. В этой брошюре предсказывалась французская революция.
Но в том же Лондоне против него началась кампания знаменитого журналиста Моранда. Говорили, что его подкупило французское правительство. Но как бы там ни было, Калиостро захотел ответить тем же оружием и принялся публиковать статьи, ответы, письма и брошюры, где чувство собственного достоинства заменялось подозрительным красноречием, а полемика — бранью. В борьбе с Морандом прошел год. В конце концов эта возня перестала интересовать даже любителей скандалов.
Калиостро мог бы просто почивать на лаврах, переезжая из одной столицы в другую. Но какой-то злой рок тянул его в Италию. К тому же Лоренца тосковала по родине и неустанно звала мужа туда. Вернувшись на материк, супруги некоторое время жили в Базеле, а затем через Швейцарию направились в Рим. По пути Калиостро выбирал места, где у него оставались верные друзья, или же небольшие городки, где он занимался целительством, делал предсказания и основывал «египетские ложи».
Так супруги Калиостро очутились в Риме. Их доверенный слуга Франческо ди Маурицио снял для них дом на Испанской площади и убрал по своему усмотрению. Особенно поражал своим устройством приемный зал: огромная комната была вымощена зеленым мрамором, по стенам висели чучела обезьян, рыб, крокодилов, по карнизу вились изречения на греческом, еврейском и арабском языках. Стулья стояли полукругом, в центре разместился трон для графа, а посредине зала стоял большой бюст Калиостро, сделанный с оригинала Гудона.