Каллиграфия
Шрифт:
Гипнотизируя своё письмо, Мирей никак не отреагировала на появление директора, зато остальных словно током ударило — так они подскочили. Пёс и тот забился в угол, видно, сообразил, что нагрянуло лихо.
— Я к вам, собственно, по делу, кхм, — сообщил Деви, и это его «кхм» прозвучало столь выразительно, что по спине у Джейн пробежал холодок, а оптимизм Розы как в воду канул.
— Потрясающе! — воскликнул директор, резво засеменив к африканке. — Откуда у вас дитя саванн? Хотя нет, это меня не волнует. Я к вам вот по какой причине: соседка ваша, из Пекина, зябнет на высоком дереве. Что загнало ее туда, также не моя забота, но каждому бриллианту в колье отведено свое гнездо, свой паз, и если он выпадает из паза, колье теряет в цене. По-моему, я выразился
Девушки дружно закивали, только Клеопатра да Мирей не оценили символизма в его словах.
— Но как же уговорить ее вернуться? Она ведь и крепче, и ловчее нас, — потерянно сказала Джейн.
— Придумайте что-нибудь, проявите смекалку… Мне вам что ли объяснять? — замахал руками Деви, словно Джейн была какой-нибудь назойливой мухой. — А вы, милочка, — сказал он, по-ястребиному нависнув над африканкой, — усвойте хорошенько: грешно занимать чужое место. Если память меня не подводит, у нас в Академии учится всего один эфиоп, один! Не знаю, откуда вы явились, но условие мое таково: чтобы не позднее, чем завтра, ноги вашей не было в университете. Я проверю! — недобро прищурившись, пригрозил он и вылетел из гостиной. Этакий брюзжащий средневековый призрак. Увы, директору не приходило в голову, что каждый в свой час занимает свою и только свою нишу, ни в коей мере не вторгаясь в пределы чужой. Но он был приверженцем старых нравов, и мысль его никогда не вырывалась за установленные рамки.
Мирей, которая всё это время витала в облаках, очнулась лишь, когда он хлопнул дверью, и застала жалостливую картину: Клеопатра сидела на ковре и лила слезы, а Джейн с Розой утешали ее, как могли. Француженка машинально достала из кармана носовой платок и поднесла горемыке.
— Отчего она плачет?
— Как будто ты не слышала! — с укоризной ответила Джейн. — Деви прогоняет ее, потому что она, видите ли, присвоила себе место Кианг!
Тут Клеопатра разрыдалась пуще прежнего, и Роза, которая слыла знатоком древней мифологии, стала опасаться, как бы она не превратилась в дерево, подобно дочери царя Кинира. [15] Но кенийка не была обречена плакать вечно: скоро она успокоилась, поблагодарила за носовой платок и попросила уединения. Сердце ее разрывалось, тоска по родине накатила серым валом, а вслед за тем образовалась пустота. Всем известно, что волны отступают лишь для того, чтобы потом обрушиться на берег, и чем глубже уходят они в океан, чем дольше таятся в его лоне, тем мощнее и разрушительнее их новая атака.
15
Дочь кипрского царя Кинира, Мирра, известна тем, что боги превратили ее в дерево, обреченное вечно плакать.
«Отовсюду гонят тебя, Клео. Всем ты мешаешь. И что у тебя за жизнь такая?» — думала она, обхватив руками колени и прижавшись спиной к изножной доске. В комнате Красной и Черной Роз стоял полумрак, мерно тикали часы, а из гостиной доносились голоса.
«Наверное, обсуждают, как со мной поступить, — решила Клеопатра. Будь она в Африке, она бы, как пить дать, убежала. Из гордости бы убежала. Но в Академии совсем иначе: она попросту не знала путей к отступлению. — Вот дождусь Джулии, а там и разъяснится, куда меня определят. Может, опять в волшебный сад. А то, быть может, в родное племя… Всё ж лучше, чем оставаться здесь».
Она изо всех сил противилась желанию мстить, хотя мысль о предательстве жгла ее каленым железом. К счастью, имени недоброжелатля Клеопатра не знала. Надеялась только, что это не Бапото. Но даже если б знала, разве мстить не ниже собственного достоинства? К тому же, вдруг завистник одумался, понял, какую совершил подлость? А если и не понял, его покарает Энгай.
С той поры, как Деви вынес свой приговор, Роза ни разу не заходила в комнату, вероятно, из вежливости, а может, отправилась в студию,
— А я вам говорю, кто не записывался, того пропускать не велено! — упирался Рафаэль, удерживая девушек на пороге. — … Ах, так? Подкупить меня вздумали?! А коли я вас запомню и всё директору передам?… Ябеда?… Ничего себе заявленьице! Так я, по-вашему, выходит, еще и подхалим?! Нет, уж этого я терпеть не стану!
Джулия признала поражение и обратила молящий взор к подруге.
— Ох, Лиза! Если ничего не предпринять, мы промокнем до нитки.
— Уже промокли, — констатировала та и, убедившись в несостоятельности Джулии как дипломата, сама приступила к переговорам.
— Не принимай ты ее слова близко к сердцу, — начала она со сладкой своей улыбкой, хотя и продрогла, и устала неимоверно. — Что поделаешь, обделили ее воспитанием. Только пожалеть остается, — шепнула она Рафаэлю на ушко. Тот заметно повеселел, а Джулия, напротив, стала мрачнее тучи. Ее поливало дождем, так чем худо, если для дела польют заодно и грязью? Она ходила взад-вперед по усыпанной листьями дорожке и, заложив руки за спину, исподлобья глядела на Рафаэля. При встрече он показался ей ангелом, сошедшим с картины Боттичелли, однако она обманулась. Рафаэль не слишком располагал к себе окружающих, хотя окружающие, спору нет, тоже были хороши. «Листатель» всего-то отражал их характеры, беспритворно, не приукрашая правды — как зеркало.
Наконец Лиза с ним сторговалась, приведя самый веский аргумент.
— Речь идет о жизни и смерти. Понимаешь, о ж и з н и и с м е р т и! — сказала она с расстановкой. И это подействовало.
— Так и быть, пропущу вас, — капитулировал юноша. — Но чтобы без глупостей!
Книга покоилась на столе, под толстым слоем пыли, хотя сам стол был безупречно вычищен, а подсвечники натерты до блеска. Джулия хмыкнула: она привыкла подвергать сомнению каждую мелочь, что уж говорить о магических свойствах книг! Но скепсис ее развеялся в мгновение ока, стоило древнему фолианту раскрыться. Зашелестели желтые листы — и Лиза ощутила запах корицы, а Рафаэля прошиб холодный пот.
— К-как это понимать? — выдавил он. — Мы ведь не прикасались к книге! П-почему она открылась?
— Я чувствую, — прошептала Лиза, — воздух заряжен волшебством. Что же ты медлишь, Джулия? Задавай свой вопрос!
Но, как и следовало ожидать, наступил самый ответственный момент, а Джулия даже не позаботилась о вопросе.
— Testa busa! [16] — тихо выругалась она, а потом задумалась. Шибко задумалась: «Что бы такое спросить, да при этом не промахнуться? „Действительно ли Кристиан похититель детей?“ Или нет, лучше так: „Подоплека странного поведения человека в черном плаще“… Или „Какая роль в мафиозном гнезде отведена человеку-в-черном?“ Да, точнее и не выразишься».
16
Дырявая башка! (ит.)
Пока она размышляла, облокотившись о стол, Лиза порядочно изнервничалась. Рафаэль выглядывал из тени угрюмой восковой фигурой, а в камине, напротив стола, метались языки ненасытного пламени.
Только врожденное чувство такта не позволяло россиянке поторопить Джулию, а между тем время поджимало… Никто не мог утверждать, что в следующую секунду книга не захлопнется, «устав» от медлительности клиентки. У всякой волшебной книги свой норов. Есть книги-лентяйки: они закрываются, как мальвовые цветки перед дождем, и попробуй потом, разверни их. А другие мечтают жить полноценной жизнью, поверять читателю свои истории и уводить в иномирье. Какого рода была книга предсказаний, редкие брались судить. Никогда до сего дня она не демонстрировала свой характер.