Каллистяне(ил. Л.Рубинштейна 1960г.)
Шрифт:
– Сейчас вы будете видеть.
Чья-то рука дотронулась до пояса, и вдруг материя на лице стала прозрачна. Широков увидел рядом с собой Синяева, Диегоня и Мьеньоня, одетых так же, как он.
То, что походило на вязаную материю, на лицах было невидимо. Казалось, что лицо не закрыто ею. Но Широков чувствовал нажим «ткани».
– Теперь шлем, – сказал Ньяньиньг.
Это была прозрачная маска, которую надели на лицо и закрепили на затылке. От маски шли гибкие трубки к маленькому металлическому ящику на
– Это источники света, – сказал Мьеньонь, перехватив взгляд Широкова. – Энергия заключена в них самих. Чтобы зажечь, надо нажать вот эту кнопку на поясе. Запомните, где она. В темноте вы ее не увидите. Когда мы выйдем из корабля, нажмите кнопку.
Голос каллистянина был слышен отчетливо. Но ничего, что хотя бы отдаленно походило на радиоустановку, Широков не видел.
– Как мы будем разговаривать в пустоте? – спросил Синяев. – Там нет звуков.
Широков только что собрался задать такой же вопрос.
– В шлемах есть звукослуховое устройство, – ответил Мьеньонь. – Оно очень мало и потому не видно. Мы будем говорить в пустоте совершенно так же, как здесь. И даже лучше – на расстоянии до двухсот метров. Воздух поступает и выходит автоматически, и вам не надо заботиться о нем. Вы будете чувствовать себя так же, как на корабле. Давление внутри костюма будет нормальным.
– Не совсем понятно, – сказал Синяев. – Снаружи воздуха не будет. А как же внутреннее давление?
– Ткань давит на кожу и заменяет наружное давление. Она абсолютно непроницаема.
– А как двигаться в пустоте? – спросил Широков.
– С помощью вот этого, – сказал Мьеньонь.
Он подал Широкову и Синяеву небольшие трубки.
– Обыкновенная ракета, – объяснил он. – Нажимая вот на этот рычажок, вы приводите ее в действие. Из отверстия впереди вырвется струя газа, и ваше тело получит реактивный толчок в противоположную сторону. С помощью этой ракеты можно двигаться в пустоте в любом направлении. Она заряжена на три часа непрерывной работы.
Он внимательно посмотрел на Широкова, потом на Синяева.
– Бояться нечего. Мы будем рядом и всегда сможем помочь вам на первых шагах.
Синяев в ответ только пожал плечами.
– Я нисколько не боюсь, – обиженно ответил Широков. – Нисколько!
В действительности он немного боялся, но ни за что на свете не признался бы в этом.
Маска была так прозрачна, что казалось – на голове ничего нет. Дышать было легко.
– Вы готовы? – спросил Диегонь.
– Готовы, – ответили Широков, Синяев и Мьеньонь.
Они последовали за командиром корабля к двери подъемной машины.
Диегонь нажал знакомую кнопку.
Прошло несколько секунд, но сигнальная лампочка, расположенная над дверью, не
– Так вот куда попал метеорит, – сказал Мьеньонь.
Диегонь еще раз нажал кнопку, но результат был тот же. Очевидно, механизм подъемной машины был поврежден.
«А если и эта не будет работать?» – подумал Широков.
Но вторая машина работала, как всегда. Загорелась лампочка, и герметическая дверь открылась. Шахта была отрезана от внешнего мира тоже герметической заслонкой, и ни одна крупица воздуха не могла уйти из корабля.
«А холод? – вспомнил Широков. – Ведь снаружи чудовищный мороз».
И, словно отвечая на его мысль, Мьеньонь сказал:
– Включим нагрев.
Он протянул руку и повернул маленькую рукоятку на поясе костюма Широкова.
Широков тотчас же почувствовал тепло. Материя, плотно облегающая все тело, равномерно нагревалась. Через несколько секунд ему стало жарко.
– Надо уменьшить немного, – сказал он.
– Сейчас откроем шахту, – ответил Мьеньонь.
Дверь внутрь корабля закрылась. Широков не видел, как скользнула и исчезла заслонка над головой, но он догадался об этом по холоду, хлынувшему в кабину.
– Усильте нагрев, – сказал Мьеньонь, невидимый в темноте.
Широков нащупал рукоятку и немного повернул ее. Стало опять тепло.
Площадка лифта быстро поднялась, и они очутились на поверхности шара.
В памяти Широкова и Синяева он сохранился как белый. В первое мгновение они не поняли, почему шар стал совсем черным, потом сообразили, что звездолет ничем не освещен.
Кругом была мгла. Бесчисленные точки звезд блестели повсюду. Все пространство казалось сверкающим от их света, но люди не видели друг друга.
Ярко вспыхнули шарики на шлемах каллистян. Их свет был ослепительно белым. Словно вырвавшись из мрака, появилась часть металлического корпуса звездолета. Широков и Синяев включили свои лампы.
Темнота, казалось, еще плотнее сгустилась вокруг них. Расходящиеся лучи света, ясно видимые, как лучи прожекторов, от движений людей шевелились, как живые. Когда кто-нибудь поднимал голову, луч его лампы срывался с шара и мгновенно пропадал, словно поглощенный окружающей мглой. Только сама лампа виднелась ярким пятном.
Фантастические фигуры, казавшиеся из-за плотно облегающего тело «трико» обнаженными, со «стеклянными» головами, то появлялись, освещенные лампой соседа, то исчезали, растворяясь во мраке, становясь невидимыми.
Ноги Широкова касались поверхности звездолета; он чувствовал под собой его твердый и надежный металл, но знал, что достаточно сделать неуловимое движение, и эта опора исчезнет, он оторвется от корабля и повиснет в пустоте. Ему хотелось сделать это движение, но он не мог на него решиться.