Кам
Шрифт:
Молодец, Дина, - хвалю я себя.
– На том и порешим.
Только ближе к вечеру мне удается заставить себя сходить в душ и перекусить бутербродом: сыр и хлеб - это единственное, что нашлось из съедобного на кухне. Можно спуститься в кофейню и съесть что-нибудь там, но мне жутко не хочется выходить на улицу. Почему не хочется, пока понять не могу.
Приоткрыв окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха, я выглядываю во двор и, словно по издевке судьбы, вижу Камиля, идущего к своему автомобилю.
Разглядывая его спину, облаченную в очередную темную толстовку, убеждаю себя, что стыдиться мне нечего. К тому же, есть еще целых два дня, чтобы себя в этом убедить.
Камиль берется за дверь «Ауди», а потом неожиданно поворачивается и смотрит прямо на мое окно. Ойкнув, я прячусь за подоконником. Сердце колотится так, будто меня застали за ограблением банка.
А вот и ответ, почему мне так не хочется выходить на улицу. Что бы я себе не говорила, видеться с ним я пока морально не готова.
30
Даже на собственный день рождения я не собиралась с такой тщательностью, как на работу в этот понедельник. На рубашке нет ни единой складки, юбка сидит как влитая, а волосы настолько тщательно выпрямлены утяжком, что окружающие могут видеть в них свое отражение. Я давно уяснила, что презентабельный внешний вид добавляет уверенности, и если уж сегодня мне предстоит увольнение, то пусть оно выглядит как отставка королевы.
За выходные у меня даже пару раз мелькнула шальная мысль положить заявление на стол Камиля, но каждый раз я поднимала себя на смех. Жертвенность и глупая гордость мне не свойственны. Для них я слишком практична и меркантильна.
Нет уж. Захочет меня уволить, пусть скажет мне это в глаза. Мол, дорогая Дина, я понимаю, что таких ценных кадров днем с огнем не сыщешь, но вот незадача: воспоминания о нашем поцелуе стали моей навязчивой идеей, и они не дают мне нормально работать. В качестве компенсации прими от нашей компании премию в тройном размере.
Я бы молча взяла конверт и удалилась с гордо поднятой головой, оставив Камиля с сожалением глазеть на мои ноги, обутые в эти великолепные шпильки.
С такими мыслями я и приезжаю в «Холмы», где на меня со входа налетает Диляра, горящая желанием поведать о своих пятничных приключениях. Я узнаю, что вернулась она домой лишь под утро, и что все выходные у нее жутко болела голова - о чем было сообщено с особенным удовольствием. Еще Женя взял номер ее мобильного, и они целыми днями переписываются.
Я решаю не комментировать бесперспективность отношений на расстоянии: уж слишком счастливой и возбужденной она выглядит. Виртуальный диалог, не получающий развития, в любом случае им обоим быстро надоест.
— А ты как?
– Диляра заговорщицки стреляет в меня глазами.
– Неужели просто спать легла?
— Так и было, - без смущения вру я. Не стоит рассказывать о своих бильярдных похождениях, хотя бы ради того, чтобы не затмевать свалившуюся на нее славу королевы пятничных тусовок.
В обед мне нужно ехать в автосалон, и если обычно это событие я жду почти с нетерпением, то сейчас, по мере приближения часовых стрелок к назначенной цифре, внутри что-то неприятно поджимается.
Помни об идеально уложенных волосах, - напоминаю я себе, дефилируя между поблескивающих автомобилей, и, вжившись в роль опальной королевы, даже по-королевски машу менеджерам.
«Страницу сделал?» - быстро печатаю я Антону, усевшись на свое рабочее место.
Ответ с прикрепленной ссылкой приходит моментально.
«А как же».
Развернув ее, я остаюсь с удовлетворением хмыкаю. Ну, здорово же вышло? Камиль точно будет дураком, если меня уволит.
«Главный, кстати, просил тебя зайти».
Я дважды перечитываю сообщение, чтобы убедиться, что это не шутка. Во-первых, я не заметила машины Камиля у входа и полагала, что его в автосалоне нет, а во-вторых...То есть… Серьезно? Меня-таки ждет прощальная тройная премия?
Встав из-за стола, я тщательно разглаживаю юбку и трогаю волосы, убедиться, что презентабельный внешний вид все еще со мной. Главное, не прятать взгляд и не мямлить. Я по-прежнему считаю, что стыдиться мне нечего.
С этими мыслями вхожу в кабинет Камиля. Оторвав взгляд от экрана ноутбука, он указывает на кресло: мол, придется подождать немного. Садись.
Пока на увольнение не похоже. Уж слишком все буднично. Обычно с таким видом он просит пояснение к отчетам, либо интересуется целесообразностью той или иной рекламной кампании.
Долго скучать в кресле мне не приходится, и меньше, чем через минуту, Камиль отодвигает ноутбук и смотрит на меня. Пока ничто не выдает и намека на то, что он держит в голове пятничный инцидент.
— Я посмотрел рекламный ролик. У меня есть пара замечаний, но их обсудим позже.
– Он бросает взгляд на наручные часы.
– Нужно уезжать. По поводу отчета. Сегодня вечером должен быть у меня на почте. Даже если не заеду сюда, посмотрю дома.
Я готова расплыться в самодовольной улыбке. Будто предчувствуя, что после случившегося Камиль захочет напомнить о субординации, я сделала отчет в выходные. К слову, раньше он мог до пятницы висеть не просмотренным у него на почте.
— Он готов. Вышлю, как вернусь на рабочее место.
В глазах Камиля мелькает что-то напоминающее любопытство, но сказанное он никак не комментирует.
— Тогда можешь идти.
– Встав, он забирает со стола телефон.
– Ролик обсудим завтра по телефону или в среду. Там есть нюансы, которые лучше обсудить с юристами.
К двери мы подходим вместе. Состояние у меня, мягко говоря, взбудораженное: есть и облегчение, и радость, и легкое смущение его близостью.
— Ты, как, нормально? — спрашивает Камиль, пропуская меня вперед. Его пониженный тон не оставляет ни малейшего сомнения в том, к чему именно приурочен этот вопрос.