Камбер Кулдский
Шрифт:
Он повернулся и громко зевнул.
— Хорошо, что мы настояли на том, чтобы прийти сюда сразу же. Представляешь, что было бы, если бы все монахи монастыря сейчас дышали нам в затылок, пытаясь понять, чем мы занимаемся?
Райс отложил перо, пошевелил уставшими пальцами, поднял со стола исписанный лист. Глаза его воспалились от бессонной ночи, но дело было сделано.
Эндрю, сын Джеймса, сорок пять лет, монастырь святого Пирана.
Никлас, сын Ройстона, сорок три года, аббатство святого Фоеллана.
Джон,
Роберт, сын Петера, тридцать девять лет, монастырь святого Ултэна.
Мэтьюз, сын Карла, сорок шесть лет, монастырь святого Иллтида.
Он еще раз просмотрел лист, затем аккуратно сложил его и спрятал.
— Святой Ултэн в Мурине, на побережье, святой Фоеллан — в горах Лендура, три дня пути на восток отсюда. Я думаю, нам сначала надо направиться в святой Пиран. Этот Джон, сын Даниеля, у меня как-то ассоциируется с родом Халдейнов. Имя Джон напоминает имя Ифор. И тут еще Даниель. Тряпичник мог назвать своего сына тоже Даниелем.
— А если все Бенедикты в святом Пиране — не те, кто нам нужен, тогда что?
— Тогда попытаем счастья в святом Фоеллане, святом Ултэне и даже в святом Иллтиде, хотя мне очень не хочется в это время года ехать в Найфорд. Надеюсь, что ты находишься в лучшей форме и съездишь сам.
Он со страдальческой миной потер свой зад, а Райс усмехнулся. Собрав все черновики, Райс приготовился сложить их в корзину для бумаг, но Джорем забрал их и, поднеся к пламени свечи, терпеливо ждал, когда они превратятся в пепел. Райс ничего не сказал, но когда все было кончено, повернулся к Джорему.
— Ты только что уничтожил остатки моей невинности, — сказал он. — До этого момента мы могли говорить, что ищем просто брата Бенедикта. И пока мы его не нашли, мы в безопасности, но когда мы его найдем, тогда что? Что нам останется, кроме как низвергнуть узурпатора и восстановить на троне подлинного короля?
Джорем поднял свечу и повернулся к Райсу. Его лицо, освещенное снизу мерцающим желтым светом, выглядело каким-то сверхъестественно-призрачным.
— Да, это настоящая измена; даже просто искать его, не думая о восстановлении на престоле, — это тоже измена. Но, с другой стороны, вся эта история может кончиться очень быстро. Может оказаться, что наш брат Бенедикт, если еще жив, настолько не годится для короны после двадцати лет монастырской жизни, что даже Имре покажется нам хорошим королем.
— О Боже, я и не думал о такой возможности.
— А это вполне вероятно.
Джорем рассмеялся.
— Но подумай сам; даже если он захочет нарушить обет и заявить о своих правах на престол, что вовсе не очевидно, то это только начало. Человек может быть рожден королем, но если он не получил воспитания и образования, необходимого королю, то ему будет очень трудно. Даже мы, михайлинцы, как бы мы не ругали Имре и его политику, не решимся поддержать такого человека.
Он поджал губы, не сводя взора со свечи.
— Имре объявил новый налог на строительство столицы в Найфорде. Все страшно возмущены. Но свергнуть с трона короля — это чересчур даже для михайлинцев.
Райс долго молча смотрел на него, затем опустил глаза.
— Твои михайлинцы получат те сведения, которыми мы располагаем?
— Может быть, — пробормотал Джорем.
Райс поднял голову.
— Ты не хочешь
— Ты же понимаешь, что я один не могу принимать решения, — отозвался Джорем. — Может, во мне говорит осторожность, а может, я помню, что мы все время ходим по острию ножа. Во всяком случае, если мы найдем Синхила и он окажется вполне подходящим для королевского сана, то нам придется подключить других людей. Мне бы хотелось, если ты не будешь возражать, рассказать обо всем отцу.
— Камберу? — выдохнул Райс. — Если Камбер решит, что вернуть трон Халдейнам — это единственный выход, то я с надеждой буду смотреть в будущее.
— Ну, ладно. — Джорем снова зевнул. — Тогда пойдем поспим немного. Скоро нас позовут к утренней мессе.
ГЛАВА IV
Слушайся совета и принимай обличение, чтобы сделаться тебе впоследствии мудрым. [5]
Спать им почти не пришлось. Не успели друзья переступить порог отведенной им кельи и расстелить постель, как пришло время утренней молитвы. Они едва успели сомкнуть глаза — а в дверях уже возник хмурый монах. Сурово застыв в дверях, точно бдительный страж, он не ушел, пока гости с кряхтением не поднялись и не принялись одеваться.
5
Притчи 19:20
Райса подобная строгость удивила, но Джорем, когда они наконец остались одни, лишь рассмеялся в ответ на жалобы приятеля, напомнив тому, что они находятся не где-нибудь, а в монастыре. Для монахов они — обычные путники, которых пустили сюда на ночлег, а потому они обязаны отплатить за гостеприимство, приняв участие в общей молитве, очищающей душу от грехов.
Райс согласился, что молитва — не слишком большая плата за такое благодеяние, как крыша над головой, однако усталость от бессонной ночи давала себя знать, и он отнюдь не был готов воспарить душою вместе со всей братией, и потому лишь с большой неохотой последовал за Джоремом в монастырскую церковь, тщетно пытаясь изобразить на лице покорность и смирение, которых совершенно не испытывал.
Богослужение затянулось почти на все утро, после чего аббат пригласил гостей разделить с ним трапезу и засыпал вопросами о последних вестях из столицы. Когда наконец они смогли выйти на улицу, над ними было хмурое бессолнечное небо, вновь обещающее дождь.
Лошади уже отдохнули и были готовы к поездке. Их копыта высекали искры из булыжников, которыми был вымощен двор монастыря. Но когда они выехали на улицу, задорный цокот копыт превратился в глухое хлюпанье и чавканье — вся дорога представляла собой жидкое месиво, Снова начался дождь, и, не проехав и двух миль, они уже снова вымокли до нитки.
Дождь преследовал их до полудня, и только когда они добрались до владений Мак-Рори, он превратился в надоедливую водяную пыль.
Всадники поднялись на последний холм перед деревней, и их глазам открылся величественный замок — Кайрори.
Это был замок Камбера, Серо-зеленые крыши, отмытые до блеска дождем, весело сверкали, как изумруды. Два друга постояли на вершине холма, переглянулись, как заговорщики, затем расхохотались и пустили лошадей вскачь вниз по склону, ведущему к деревне. Они подхлестывали лошадей, свистели, гикали — в общем, вели себя, как расшалившиеся мальчишки.