Камбрия — навсегда!
Шрифт:
— Наши потери — твоё опоздание. Ты явилась на пять дней позже договорённого. Тащилась неделю — а туда же, командовать. Вон, Немайн такой же путь за два дня проделала!
— Немайн, — прошипела Кейндрих, — себе дороги сжала. А мне — растянула! Наверняка.
— Особенно построив мост! Так что вся твоя великая победа — тоже её. Переправляйся ты паромом, убила б дня три. И отведала не отбитой свинины, кабаньих клыков!
Кейндрих принялась хватать воздух, как вытащенная из воды рыба. Продышавшись, начала говорить — спокойно, медленно.
— Говори что хочешь. Здесь — место победы. Моей победы. И я тронусь с места только когда твоя армия мне подчинится. Не нравится —
Встала и вышла. Даже дверью не хлопнула.
За ней потянулись её люди. Один обернулся.
— А если сенаторы решат неправильно, мы их того. Отзовём!
Так что теперь король сидел, обхватив голову руками, и пытался размышлять. Может, вообще распустить армию? До весны и подкреплений с континента Хвикке снова не сунутся. Скорей же всего, разгрома им хватит года на два-три — переселенцев с континента ждут земли, дочери и вдовы павших в Рождественском бою.
От перенапряжения голову Гулидиена спас шум за окном. Громкий, мерный. Короткий взгляд не показал ничего, кроме стены соседнего дома. Тут и брат в дверях нарисовался. Поманил пальцем. Король, накинув плащ, шагнул через порог — и остолбенел. Вдоль центральной улицы Кер-Нида выстроилась всё войско Диведа, до послебнего обозника. Вьются иссечённые сттелами «Драконы». Грохочут мечи и топоры по умбонам.
— Армия не признает иного верховного короля Британии, кроме тебя, и ничьего командования, кроме твоего! — торжественно возгласил Рис. — Я как магистр конницы, передаю просьбу и требование всех благородных воинов войска: веди нас дальше, король и брат мой! На Северн! На Темзу! К восточному морю!
— На Северн! На Кер-Глоуи! На Лондиниум! — В такт щитам гремят слова.
Гулидиену стало зябко, несмотря на тёплый плащ. В руки просится судьба — слишком великая. Не превратила бы в шута, как иного свинопаса — одёжка с чужого плеча. Но ответить следовало. Оставив хоть какую лазейку. Вскинул руку, подождал, пока шум уляжется.
— Воины! Я не обещаю ни славы, ни добычи, — удары всё такие же ровные. Неужели им безразлично? — Я просто говорю: Хвикке весны не встретит!
Переждал короткое ликование.
— Но сегодня — днёвка. Нам стоит помочь городу, похоронить наших павших и скинуть дохлых саксов в воду. Не то начнут вонять, и жителям Кер-Нида придётся оставить город…
Анна наперво присматривала за Эйрой. Слишком много на неё свалилось — первый поход, первое командование. Первое убийство. Не то, что из скорпиончика, издали — то, что сёстриной булавой, накоротке. И, будто остального мало, потеря отца.
Сида тоже страдает, да ей Луковка работу приволокла. Книгу — и непонятные листки. И большой наперсный крест. Серебряный. Ну, его Немайн сразу в сторону отложила. За книгу взялась. Листки Эйре подсунула, велела исчислить буквы. Не все подряд, в разбивочку: сколько раз встречается «а», сколько «b»… Сказала — очень нужно, и срочно. Ещё бы не нужно! Работа простая, да требующая внимания, под такую горевать некогда. Сама же занялась латынью. И чем дольше вчитывается в пометы на полях рукописи, чем внимательней изучает подчёркнутое, тем крепче сжамаются кулачки, а на лицо набегают злые тени, и лицо ребёнка превращается в морду хищного зверя. Хорошо, не демона. Епископ Теодор рассказывал — ирландская церковь верит, что сиды потомки ангелов. Тех, что при мятеже Сатаны не пристали ни к Богу, ни к дьяволу, остались — сами по себе. Доказали, что у них тот же дар, что у людей — самим выбирать путь. Вот их и отправили к людям, на землю. До тех пор, пока не определятся. Вверх или вниз… А раз сама земля суждена людям — так утеснить зверей, и отдать сидам норы да пещеры в холмах.
Стало чуточку страшно, хоть по лицу Немайн видно — глубже определённой в удел норы не ходит.
— Сестра, ты сколько успела пересчитать? Три страницы? Хорошо. Закончишь — посчитаешь десяток страниц из латинской книги.
— Зачем? Майни, я не дура! Это как зерно перебирать — овёс от ячменя. И я совсем не против, сама хотела бы заняться чем-нибудь — только полезным. Да хоть полы мыть или лук чистить…
Чего дома терпеть не могла!
— Это и есть полезное, — отрубила Немайн. — Извини, не объяснила. Но я сейчас сама такая…
Помахала руками и ушами вокруг головы. После чего чётко и понятно объяснила: настоящий убийца отца — и всех, кого преосвященный Дионисий теперь отпевает, всех разом — тот тип в сутане, которому Анна Ивановна крюк в бок вогнала, а Луковка обобрала. Потому как книга его. А в книге подчёркнуты места, в которых описано сражение, один в один похожее на Приграничное. Только правый фланг с левым местами поменять. Не будь у Хвикке советника — бились бы по старинке, да так и полегли.
— Расчленённый боевой порядок, кавалерийская засада, поддержка конницы легковооружёнными. Всё это появляется вдруг, в одном походе. Теперь понятно, почему. Военный советник! Эта книга, — Немайн потрясла «Деяниями», — объясняет, что и как он сделал: приметил, что тактика Мейрига похожа на манеру рейнских германцев: неплохая конница, одна фаланга… Зато не выдаёт, кто его послал. А нам, флейта колесниц, это самое интересное и есть. Я очень надеюсь, что среди скрытых тайнописью строк записано и это.
— Я тоже надеюсь, — встряла Анна. — Очень.
Ведь чуть вдовой не осталась! Муж забегал, рассказавал, какой кошмар был во время общего отступления. Как его соседей убили уже у самых повозок, а он вовремя забился между колёс. Лежал, боялся. Потом пришёл в себя и принялся резать поджилки пытающимся влезть наверх саксам. И вот — жив, и то, что не резал бегущих в первых рядах, за позор не считает. Припомнился первый муж, что ради денег и славы добытчика трижды добровольно уходил на войну. Иная бы решила — любил. Анна подытожила — любил, но не её — деньги. Иначе подумал бы, каково жене одной остаться.
А Немайн вновь склонилась над рукописью. Вот — другой почерк, грубая саксонская речь: «Это место нахожу поучительным», «Смешно: Юлиан Отступник послужит Церкви», «Использовать его пример — наружно христианин может таковым и не являться! Потому союзники язычников да будут истреблены…»
Немайн скрипнула зубами. А сам комментатор — кто? Впрочем, его интересует не правда, а оправдание… И снова — запись на полях, снова чернеет лицо. И только тихая приговорка Нион:
— «Y» — сто тридцать два, «S» — пятьдесят четыре, снова «Y» — сто двадцать восемь. Майни, а почему «Y» так много?
— Узнаешь скоро. При тебе расшифровавыть буду. Анна, ты что выписываешь из латинской Библии?
— Считаю буквы. Тебе ведь подойдёт любая латынь, не обязательно книга советника?
— Подойдёт-подойдёт…
Когда епископ Дионисий явился нести утешение, процесс расшифровки был в разгаре. Преосвященный от увиденной картины вспомнил последние письма друга. Увы, Адриан за своими духовными дочерьми теперь разве с небес присмотрит. И не защитит от трёх фурий. Разгневанных, по счастью, не на него… Хотя — лучше б растерзали, чем читать перевод тайнописной галиматьи, написанной знакомой рукой. Рукой, которую он до недавнего времени полагал пусть не дружеской, но дружественной.