Камень Книга двенадцатая
Шрифт:
Наконец, к микрофону подошел мой царственный дед и попросил минуточку внимания. Дальше последовала достаточно короткая, но проникновенная речуга про сложные и запутанные взаимоотношения двух достойнейших родов: Романовых и Савойских, — в конце концов забывших про свои распри и решивших породниться. Под искренние и не очень аплодисменты дед передал микрофон младшему Савойскому, а уж тот с микрофоном наклонился к отцу. Речь короля Испании тоже была достаточно короткой, но позитивной. В ней Филипп особенно напирал на то, что лично он видит в Романовых добрых друзей и надежных партнеров. Когда король закончил, Филипп-младший выпрямился, оглянулся на дочь, стоявшую рядом с ним, и обратился
— Александр, прошу вас!
Раскрасневшийся от волнения Саша чуть ли не строевым шагом приблизился к испанской принцессе, преклонил перед ней колено и протянул вперед руку с открытой красной коробочкой.
— Изабелла, ты выйдешь за меня? — Голос брата явно подрагивал.
Прошла секунда, вторая, и, наконец, мы все услышали:
— Да, Александр, я выйду за тебя.
Брат поднялся с колена и надел принцессе на безымянный пальчик помолвочное колечко.
— Дамы и господа, — произнес в микрофон Филипп-младший, — позвольте вам представить жениха моей дочери Изабеллы! Александр Александрович Романов! Поприветствуем жениха и невесту!
Вспышки фотоаппаратов, улыбки, поздравления, обнимашки, слезы на лице невесты и лицах присутствующих девушек и женщин, звон бокалов и цветы, цветы, цветы! Все это торжественное безобразие длилось не менее получаса, потому что представители каждого из правящих родов желали поздравить жениха и невесту лично. Не остались без внимания и родичи Александра с Изабеллой. Постоянно звучали настоятельные просьбы прислать приглашение на свадьбу и шутливые обещания не поскупиться на подарки. Одним словом, короли с императорами и их наследники развлекались как могли в перерывах между решением серьезных государственных дел. Потом были красивые тосты, еще тосты и еще, но где-то часа через полтора главы родов и их наследники засобирались в Монако. Их внукам и внучкам было милостиво разрешено остаться.
Князь Пожарский покосился на стоящего рядом Александра Романова и с подозрением оглядел Кузьмина:
— Ваня, чего такого важного могло произойти, что ты нас с Сашей выдернул прямо из-за стола?
Колдун вздохнул и сделал то, чего никогда не позволял себе до этого момента: взял под контроль эмоции глубокоуважаемого генерал-полковника. С Сашей Романовым моральных терзаний особо не было — цесаревич под контролем бывал уже не раз.
— Михаил Николаевич, Александр Николаевич, у меня для вас не очень приятные новости. — Кузьмин вздохнул. — Дело в том, что моя дочь Алексия… она же дочь Виталика Пафнутьева… забеременела.
— Поздравляем! А от нас-то ты чего хочешь? — поморщился князь. — Постой! — Он громко задышал. — Ты хочешь сказать?..
От летящей к своему горлу руки цесаревича Кузьмин успел увернуться — находящийся под легким контролем Романов был не так быстр, — и колдун тут же усилил этот контроль, в том числе и над Пожарским.
После краткого доклада Кузьмина цесаревичу и князю понадобилось не меньше десяти минут, чтобы хоть как-то начать адекватно воспринимать суровую действительность. И Саша Романов, всегда отличавшийся быстротой реакции, тут же начал задавать правильные вопросы:
— Я так понимаю, что Алексей пока не в курсе?
— Так точно.
— И вариант с абортом не рассматривается, потому что сынок может нас за эту инициативу всех тут поубивать без лишних сантиментов?
— Так точно.
— Дядька Миша, — цесаревич повернулся к князю, — ну хоть ты что-нибудь скажи! Не молчи! Ситуация-то пиzдец какая взрывоопасная!
И так хмурый князь нахмурился еще сильнее:
— Действовать будем следующим образом, бойцы. Сейчас мы
— Так точно!
— Свободны.
В Монако из Ниццы мы вернулись в двенадцатом часу вечера. Настроение у всех было достаточно приподнятое, и у меня в том числе. А причина моего хорошего настроения была простой: если верить чуйке, Изабелла окончательно смирилась со своей судьбой и уже не возражала против того, что ее супругом станет именно Александр. Так что я очень радовался за брата и надеялся, что у них с испанкой все сложится как нельзя лучше.
Моя злобная бабуля своим образцовым поведением тоже радовала: с ее стороны не было никаких исполнений, намеков и двусмысленностей, а с невестой она вела себя подчеркнуто корректно и уважительно, чем несказанно обрадовала Изабеллу.
Филипп-младший, видимо, прислушавшийся к моему совету, тоже лишнего не говорил, а с Романовыми вел себя крайне вежливо. Расстроили меня только отец и дед Михаил, у которых в конце вечера внезапно испортилось настроение. На мой осторожный вопрос о причинах такого изменения отец только отмахнулся и заявил, что во время ночной тревоги выявились какие-то серьезные дисциплинарные нарушения в одном из гвардейских полков, вот они с Михаилом Николаевичем и злятся по этому поводу.
Ночевать мы с братьями решили на яхте, и это решение не было спонтанным — Саша еще в загородном клубе предложил нам с Колей посидеть узким кругом. Посиделки продлились до часа ночи, пока новоявленного женишка, пережившего, наверное, один из самых нервных дней в своей жизни, не начало откровенно рубить. Через некоторое время улеглись спать и мы с Колей…
И опять это был не сон и не явь, а вообще что-то непонятное: я снова беспомощно парил в сероватой дымке между небом и землей в полном безвременье, а на меня со всех сторон смотрели изучающие глаза. Глаз этих было бесконечно много, и одновременно как будто не было совсем, но ощущение холодного, равнодушного взгляда заставляло меня, как в тот раз, сжиматься, прятаться, растворяться в небытии…
Постепенно стало возвращаться чувство времени, тело налилось свинцом, и я ожидаемо рухнул вниз на твердую поверхность, не почувствовав при этом никаких болевых ощущений, а все пространство вокруг стали заполнять фигуры людей в черных рясах с лицами, закрытыми капюшонами.
— Deus noster omnipotens. — «Капюшоны» вновь транслировали мне прямо в голову знакомые слова. — Deus noster omnipotens, — монотонно долбили по черепной коробке они. — Deus noster omnipotens…
Наконец, сознание не выдержало растущего напряжения, и я провалился в счастливое небытие…
Рывком усевшись на диване и сбросив с себя одеяло, я слезившимися глазами вгляделся в окружающую меня темноту и, как в прошлый раз, не обнаружил никаких стоявших вокруг меня людей в рясах и капюшонах. Чуйка помалкивала тоже, но воспоминание о холодном, равнодушном взгляде, от которого я безуспешно пытался спрятаться, невольно заставило напрячься и перейти на темп. Переживал я напрасно: княжество Монако продолжало жить своей обычной ночной жизнью, а конкретно мне и моим близким ничего не угрожало. Даже Ваня Кузьмин в этот раз не фонил беспокойством.