Камень слова
Шрифт:
Лёгкий салат из свежих овощей и апельсиновый сок появились сразу, а вот вместо грибной солянки окошко выдачи запульсировало красным светом.
Ткачик с любопытством наклонился к дисплею.
– Грибы?
– в его голосе зазвучало сдержанное осуждение.
– Вы заказали грибы?!
– Ах да, простите, - спохватился Волошин.
– Задумался.
Он поспешно снял заказ. Одно из правил коммуникаторской деятельности гласило, что на планете, где существует разумная жизнь, категорически запрещается употреблять в пищу что-либо
– Как вы смотрите на солянку по-нирвански?
– попытался сгладить неловкость Берзен.
– М-м...
– смущённо заколебался Волошин.
– Пожалуй, откажусь. Я много не ем.
Они взяли подносы, и Берзен подвёл его к столику, за которым сидела девушка.
– Тиша, можно разделить твоё одиночество?
– спросил Берзен.
Статиша кивнула. Тёмные глаза смотрели на Волошина, как на инопланетянина.
– Наш экзомиколог, Статиша Томановски, - представил, усаживаясь, Берзен.
– Прекрасный специалист и очаровательнейшая женщина.
Волошин сел, стараясь не встречаться с ней взглядом.
– А вы - Лев Волошин?
– неожиданно спросила она.
Волошин выронил вилку и, наконец, посмотрел ей в глаза. Берзен удивлённо вскинул брови и с интересом уставился на Волошина. Ткачик застыл, не донеся поднос до стола.
– Я читала ваши статьи по общественной психологии, - тихо проговорила Томановски. Почему-то она не хотела афишировать их знакомство. Её глаза разрослись до неимоверной величины, заслонили собой всё, и не было сил отвести взгляд, чтобы не утонуть в них. Было страшно до жути, и сладко до стыда.
– Ба!
– удивлённо воскликнул Берзен.
– Так это ваша статья о влиянии средств массовой информации на психологию человека двадцатого века? Я как-то не сопоставил вашу фамилию, Лев, с фамилией автора статьи. Тем более, что вы представились только текстологом. А мы, оказывается, коллеги...
Волошин с трудом опустил веки. В ушах шумело.
– Нет, - деревянными губами возразил он.
– Я не специалист. Психология двадцатого века моё хобби.
Он наконец вышел из оцепенения, взял вилку и принялся есть, не отрывая взгляда от салата. На душе было муторно. Будто он заглянул в глаза интуиту, и тот вывернул наружу всё его подспудное естество.
– Над чем вы сейчас работаете, если не секрет?
– спросил Ткачик.
– Над тем же, - невнятно буркнул Волошин.
– Трансформация психологии личности под влиянием идеологической пропаганды той или иной доктрины двадцатого века. Фашизм, сталинизм, маккартизм...
Столь явное внимание к его особе было непривычным и выглядело ненатуральным. Не слишком ли много любителей истории собралось на станции? Тем более, столь специфического направления... На Земле Волошина знали лишь единицы.
– Сегодня вечером в кают-компании состоится обсуждение нашего доклада по общественной психологии пикьюфи, - тихо, словно одному ему, сказала Статиша.
– Приходите, нам будет интересно услышать ваше мнение...
Низко наклонившись над столом, Волошин видел только кисти её рук, свободно лежащие на столе. Длинные сухие пальцы чуть подрагивали.
– Благодарю, - бесцветно выдавил он.
– Но, боюсь, не получится. Я не занимался психологией аборигенов Нирваны. И потом, мне необходимо ознакомиться с вводной кристаллозаписью.
Головы Волошин так и не поднял, боясь снова погрузиться в её глаза. Он залпом выпил сок и встал.
– Приятного аппетита и спасибо за компанию, - поблагодарил он, глядя в стол, повернулся и пошёл к выходу.
– Лев, погодите. Я вас провожу!
– окликнул его Берзен, но Волошин, будто не слыша, быстрым шагом покинул столовую.
Только в коридоре, когда перепонка двери захлопнулась за ним, Волошин остановился, перевёл дух и прислонился спиной к стене. Лицо пылало. Сбежал! Вот уж никогда не мог подумать, что способен испытывать чувства гимназистки девятнадцатого века...
Минуту спустя из столовой вышел Берзен.
– Лев!..
– позвал он.
– А, вы здесь. Вы ведь не знаете, где находится гостевая комната.
– Потому и жду, - нашёлся Волошин.
– Идёмте. Это на втором этаже.
Они молча поднялись по пандусу на второй этаж, и лишь здесь Берзен заговорил.
– Сейчас я анализирую нашу беседу в кают-компании, - смущённо начал он, - и нахожу своё поведение несколько глуповатым...
Волошин не отреагировал. Он тоже ощущал себя не в своей тарелке после встречи со Статишей.
– Не думал, что разговариваю с профессиональным психологом, продолжил Берзен.
– Но я уже говорил...
– попытался возразить Волошин.
– Образование здесь ни при чём, - перебил Берзен.
– Пусть психология - ваше хобби, но статья, с которой я знаком, написана вполне профессионально. Так что не прибедняйтесь. В нашей беседе вы были на шаг впереди меня в оценке ситуации.
– Вы имеете ввиду замалчивание темы "особых условий"?
– Именно.
Волошин улыбнулся.
– Так в чём дело? Как говорили древние: облегчите душу.
Берзен остановился.
– А дело в том, что идея особых условий принадлежит не мне. Ткачику. Это биология. Собственно, я и пригласил Ткачика на беседу, чтобы он объяснил суть эксперимента по снятию вторичных, или, как мы здесь говорим, эховых когитограмм. Но затем я решил, что такое объяснение, прямо с порога, так сказать, может вызвать у вас активное неприятие методики...
Берзен замолчал, глядя мимо Волошина. Глаза его сузились, уголки губ опустились. Разговор явно не доставлял ему удовольствия.