Камень во плоти
Шрифт:
Мужчины. Сплошь. Кто сумасшедший, кто нет. Одни только мужчины.
Столетия подряд на аустрийском троне восседали одни мужланы, а кончилось это лишь потому, что ее отец, наплодив четырех дочерей, так и не сподобился зачать сына.
И у нее вот тоже сына нет. Да и дочь только одна. Однако у Терезы Аустрийской и в мыслях не было превращать свою дочь в товар, как поступил папаша с ее младшими сестрами. Одну Горбуну – в Лотарингию, в этот жуткий замок, другую – ее помешанному на охоте кузену с Альбиона, а младшую – и вовсе какому-то восточному царьку, тот вообще двух прежних жен уже похоронить успел.
Нет. Она
– Кончено.
Одно лишь слово, но в тот же миг мертвая тишина воцарилась в зале, где смертные приговоры еще ее прадед подписывал. Власть. Пьянит не хуже доброго вина.
Как сразу втянулись в плечи все эти спесивые головы. Ты только погляди, Тереза. Разве не упоительно было бы все их поотшибать?
Императрица чуть тронула диадему из эльфового стекла, которую носила еще ее прабабка, и мановением руки подозвала одного из карликов. Только ее карлики, последние во всей стране, еще носили бороды. Слуги, стражи, поверенные. Уже много поколений на службе у императорского рода и все в тех же, что и двести лет назад, нарядах. Сюртуки черного бархата, кружевные жабо и смешные широченные штаны. Жутко старомодно, да и безвкусно, но спорить о традициях с карликами столь же бесполезно, как со священником о религии.
– Пиши, – приказала она.
Карлик вскарабкался на бледно-золотое парчовое кресло. Писать ему приходилось, стоя на коленях. Оберон. Ее любимец, самый умный из всех. Ручонка, в которой он держал вечное перо, казалась крохотной, как у мальчика, но она-то знает: этими ручками он разбивает железные цепи не хуже, чем ее повара яйца.
– Мы, ее величество Тереза, императрица Аустрийская…
Предки смотрели на нее с осуждением, да только что им ведомо о королях, порожденных земными недрами, и феях, превращающих человеческую кожу в камень, лишь бы уподобить всех людей своему возлюбленному?
– …желая положить конец войне и заключить мир между нашими великими народами, предлагаем королю гоилов руку нашей дочери Амалии для высочайшего супружеского союза.
И разом лопнула тишина. Ее слова будто раскололи стеклянный дом, где все они сидели в заточении. Но удар-то нанес король гоилов. А она всего-навсего отдаст теперь за него свою дочь.
Императрица резко повернулась к ним спиной, и взволнованный гомон разом стих. Направляясь к высоким дверям, она слышала только шорох своего платья. Казалось, высоченные эти двери прорублены не для людей, а для великанов, окончательно истребленных шестьдесят лет назад стараниями ее прадеда.
Власть. Как доброе вино, когда она есть. И как яд, когда ее теряешь. Этот разъедающий яд она, Тереза, уже чувствует.
Проиграла.
14. Сонное
– Да он просто не просыпается.
Голос звучал тревожно. И знакомо. Лиса.
– Не беспокойся, он всего лишь спит.
И этот голос он тоже знает. Клара.
Просыпайся, Джекоб.
Чьи-то легкие пальцы прикоснулись к его горячему плечу. Он открыл глаза и сразу увидел над собой серебряный месяц, укутавшийся в облако, словно решив спрятаться от своего красного близнеца. Сквозь облако месяц заглядывал в темный двор замка. В стеклах высоких стрельчатых окон мерцали звезды, и ни в одном из них не было света. Не горели фонари над дверями и заросшими надвратными арками. Не шмыгали в пристройках слуги, а брусчатку двора укрыл мягкий ковер прелой листвы, которую, казалось, сто лет не выметали.
– Наконец-то. Я думала, ты уже никогда не проснешься.
Лиса ткнулась мокрым носом ему в плечо, и Джекоб застонал.
– Тише ты, Лиска!
Клара помогла ему сесть. Она успела сделать ему перевязку, но плечо болело сильнее прежнего. Мародеры… Бандиты… Вместе с болью вернулась и память, вот только одного он припомнить не мог – когда и как он потерял сознание.
– Не нравится мне твоя рана. – Клара выпрямилась. – Парочка таблеток из нашего мира сейчас бы нам очень не помешала…
– Ничего, само пройдет. – Он почувствовал, как Лиса преданно трется головой о его руку. – Где это мы?
– Другого пристанища я не нашла. Какой-то замок заброшенный. Людей, по крайней мере живых, я тут еще не видела.
Лиса разворошила лапами палую листву. Из-под листьев показался башмак.
Джекоб огляделся. Тут и там пухлое одеяло листвы бугрилось подозрительными горками, видимо скрывая под собой и другие распростертые тела.
Куда же это их занесло?
Пытаясь подняться, он оперся было о стену, но, чертыхнувшись, тут же отдернул руку. Каменная кладка сплошь заросла шиповником. Колючие побеги укутали весь замок пушистой игольчатой шубой.
– Розочки… – пробормотал он, срывая цветок шиповника с туго сплетшихся ветвей. – Я столько лет этот замок искал! Чертоги Спящей красавицы… Императрица выложила бы мне за это целое состояние.
Клара, не веря себе, обвела глазами безлюдный замковый двор. Замок Спящей красавицы. Подумать только…
– По слухам, каждый, кто тут переночует, найдет свою настоящую любовь. Только, похоже, – Джекоб оглядел темные окна, – королевич так сюда и не добрался.
Или так и висит до сих пор на колючках вместе с запутавшимися в живой изгороди пташками.
И тут же прямо среди розовых цветков на глаза ему попалась иссохшая человеческая рука. Незаметно, пока Клара не увидела, Джекоб прикрыл ее ветвями.
Где-то под оградой прошуршала мышь, Лиса кинулась было за ней, но, заскулив, беспомощно остановилась.
– Что с тобой? – спросила Клара.
Лиса лизнула себя в бок.
– Да беспалый меня пнул.
– Дай-ка посмотреть. – Клара склонилась над ней, осторожно прощупывая шелковистый мех.
– Сбрось-ка свою шубу, Лиса, – посоветовал Джекоб. – Она людей привыкла лечить, не лисиц.