Каменка
Шрифт:
Закончив с приготовлениями, баба Зина подошла к столу. В руке она держала граненый стакан, наполненный про-зрачной жидкостью, в которой плавали не растворившиеся кусочки какого-то сушеного растения.
— На, вот, пей, — она протянула стакан Володарову. Тот принял его без особого энтузиазма и с подозрением понюхал.
— Пей, давай! — надавила голосом баба Зина. — Или хо-чешь, чтобы на тебя еще семь лет птицы гадили?
— Не хочу, — он еще раз принюхался к стакану. Напиток пах чем-то травянистым. Не сказать, что это был неприятный запах, но доверия он точно не вызывал.
— Только залпом и
Решив дать старушке шанс (что может случиться от травы с водой?) Гена отбросил сомнения, задержал дыхание и зал-пом осушил стакан.
На вкус напиток был ровно таким же травянистым, как на запах. Гену этот факт удивил не меньше, чем отсутствие черных свечей с бурлящим котлом. Это действительно была обычная вода с размешанными в ней кусочками сушеной травы. Никакого таинства.
— И что, — он протянул стакан бабе Зине, — это должно мне помочь от несчастий?
— В каком-то роде, — размыто ответила старушка, отстави-ла стакан подальше и, наклонившись над Володаровым, принялась быстро шептать что-то ему на ухо. Это было нечто вроде короткого стишка, слова которого Гена никак не мог разобрать. Баба Зина шептала с такой скоростью, что ее речь сливалась в один монотонный поток с четко выделенным ритмом, который, сперва, сбил Гену с толку, но спустя всего пару мгновений скользкой змеей проник прямо в сознание.
По телу Володарова пробежала волна мурашек, но он это-го не заметил. Его вниманием всецело владел повторяющий-ся стишок. Шепот бабы Зины убаюкивал, завораживал, гип-нотизировал. Неразборчивость слов казалась умышленной, заставляющей невольно вслушиваться сильнее в попытке понять их смысл.
Реальность дрогнула и покрылась рябью. В глазах Гены все поплыло, будто в только что выпитом стакане была не вода, а водка, и только тогда он спохватился, осознав, что с ним что-то не так.
— Что вы… — он попытался встать, но ноги слушались пло-хо. — Что вы со мной…
Володаров предпринял еще одну попытку и с грохотом повалился на пол. Табуретка отлетела в сторону, ударившись о ножку стола, сделала пол оборота и остановилась.
— Што фы со мной… — словно только что побывав на силь-ном морозе его губы едва шевелились, делая речь невыно-симо сложным занятием.
Баба Зина без особого интереса следила за тем, как ее гость корчится на полу подобно перевернувшейся черепахе. Затем, спустя минуту, она с равнодушным видом, будто оставшись на кухне одна, отошла к умывальнику и приня-лась мыть граненый стакан.
— Ишь чего удумал, — фыркнула она себе под нос после то-го, как Гена предпринял очередную неудачную попытку пе-ревернуться на живот. — Вынюхивает тут, понимаешь. Чело-веком притворяется… по-соседски… Еще и угрожает. Я сама кому хош поугрожаю!
Вытерев небольшим вафельным полотенцем стакан, она вальяжно переступила через ворочавшегося на полу Воло-дарова, прошла к буфету и вернула посуду на место.
— Хочешь знать, за что Молчана прокляла? А пускай эта сволочь пузатая теперь знает, как из ружья своего пулять куда ни попадя. Ишь чего удумали? Один — ходит, вынюхи-вает. Второй — стреляет почем зря. Вы у меня все ответите. За ВСЁ ответите!
Таким нехитрым образом баба Зина официально, в при-сутствии сельского участкового призналась в хулиганстве (все законы, связанные с проклятьями, давно канули в лету),
Стараясь не обращать внимания на то и дело возникав-шие перед глазами яркие вспышки, Володаров совершил неимоверное усилие воли, совладал, наконец, с собственны-ми руками и перевернулся на живот. Мир же переворачи-ваться не спешил. Вид ножек кухонного стола и лежавшей рядом табуретки закрутился в тугую, мутную спираль, а по-том медленно раскрутился обратно. Все мысли в голове пе-ремешались в одну большую кучу, пульсировавшую в такт чертовому стишку, продолжавшему неразборчивым шепо-том повторяться в ушах. Снова и снова один и тот же пере-пад интонаций, один долгий шипящий выдох со смыслом, который Володаров никак не мог расслышать.
«Соберись, Гена, — ему приходилось мысленно перекрики-вать шепот бабы Зины. — Не раскисай! Давай-ка сваливать от этой полоумной бабки, да побыстрее. Мало ли что она наду-мала с тобой сделать?»
Он попробовал опереться на руки, но сил в них почти не осталось, от чего попытка выглядела жалко. Со стороны Во-лодаров сейчас казался упившимся до полубессознательного состояния алкоголиком. Ноги и руки вяло ворочаются, язык заплетается, а лицо будто без разбору перебирает все из-вестные ему выражения.
Обратив свое расплескивающееся во все стороны внима-ние на перевернутый табурет, Гена потянулся к нему, как тянется утопающий к спасательному кругу, но пальцы его схватили воздух. В последнее мгновение баба Зина нагну-лась, подняла табурет и отставила его в сторону.
— Думаешь, так просто человека из могилы поднять? Шиш! — она ткнула в лицо Володарова дулю. — Это тебе не с Любкой языками молоть. Тут умение нужно, практика. А как мне, скажи на милость, практиковаться, когда этот пузатый выскочка только и знает, что на курок жать. Да еще и время поджимало. Пойди, разбери, сколько еще Генка мой протя-нет. Он на вид-то здоровый был, вот только в девяносто два здоровых не бывает. Мне ли не знать. Тут порой на улицу выйти страшно в гололед. Упадешь и в дребезги… Что не зима — то смертный приговор… А хозяйство вести вообще мрак. Думала домового подселю, хоть полегче ему станет, так эта зараза бесполезная даже орех из горла вытащить не могеть. Тьфу! — баба Зина сплюнула на пол. — Не колдун, а позорище.
Тем временем Володаров не оставлял попыток подняться, но в связи с невыполнимостью мечты выпрямиться во весь рост, он установил для себя новую, более реалистичную в сложившейся ситуации планку. Выдавая от напряжения звуки, похожие не дикую смесь львиного рыка и блеяния ба-рана, он, почти теряя сознание от напряжения, встал на чет-вереньки. Более того, его хватило даже на то, чтобы вяло пе-реставить руку и ногу так, чтобы можно было уверить себя — я сделал шаг. Маленький шаг для человечества и огромный скачок для участкового. Зрители восхищенно аплодируют стоя у экранов телевизоров, родные и близкие гордятся тем, что знают Гену лично, а первая любовь, так холодно отка-завшая ему во время школьной поездки на природу, кусает локти.