Каменка
Шрифт:
Несмотря на обильную рвоту и болезненные спазмы же-лудка, Гена чувствовал, что все к лучшему. Нет, это был не приступ отчаянного оптимизма, предсмертная попытка по-хорохориться. Просто вместе с водой его организм покидала ведьмина отрава и это приносило ощутимое облегчение. По мере того, как наполнялось ведро у него между колен, силы постепенно возвращались, зрение прояснялось, а мысли ста-новились четче. Конечно, не так быстро, как хотелось бы, но это все равно прогресс. Возможно, Гена переоценивал поло-жительный эффект промывания, и то, что ему сейчас каза-лось
Молчан выдохнул с облегчением, когда очередная порция воды, вкачанная в Володарова вернулась обратно прозрач-ной. Это был верный знак того, что желудок чист и можно двигаться дальше.
— Палыч, смотри! — он сделал рукой отвлекающий жест, а другой плавно вытянул трубку. Гена закашлялся и недо-вольно сплюнул в ведро. — Так, теперь вторая часть марле-зонского балета.
Явно не беспокоясь о стерильности, Молчан отшвырнул в сторону трубку со шприцом, затем схватил несколько пачек активированного угля, выдавил горсть таблеток и всучил их Володарову.
— На! Жуй, тигра рогатая. В смысле, пей. Будет у тебя еще и снизу черное переть.
Никитин, который, к слову, уже не прикладывал никаких усилий, потому как «пациент» сам прекрасно справлялся с сохранением себя в сидячем положении, едва слышно хи-хикнул.
Гена таблетки удержать смог и даже сподобился запих-нуть их в рот, но с водой ему потребовалась помощь. Стакан показался невыносимо тяжелым, да и пальцы слушались плохо. Не так плохо, как десять минут назад, но все же.
Увидев безрезультатные попытки Володарова запить уголь, Молчан отдал соответствующую команду чересчур расслабившемуся Никитину, а сам снова направился в свой кабинет за прибором, которым сам в связи с полнотой и пло-хой переносимостью летней жары частенько пользовался — тонометром.
— Вот, совсем другое дело! — красный сигнал тревоги в го-лове Молчана сменился на желтый, когда он, вернувшись, увидел, как Володаров доедает остатки активированного уг-ля, запивая его самостоятельно. — Хоть на человека стал по-хож. Взгляд осмысленный, лицо порозовело. Хоть сейчас вы-писывай… Тебя где так угораздило-то? Что такого можно было сожрать, чтоб за пол часа чуть не помереть?
Он заглянул в ведро и брезгливо поморщился.
— Черное что-то… Мазут?
— Вроде он, — хмыкнул Никитин. — Только кто мазут доб-ровольно жрать будет? Он же невкусный. Разве что на спор. Или по пьяни…
— Бабка это, — выдавил из себя Гена. Последняя таблетка никак не хотела проходить по горлу, от чего дышать было трудно, а говорить и подавно.
— О, заговорил, — искренне удивился Никитин, а Молчан переспросил: — Какая еще бабка?
— Бешеная, — Гена оставил стакан в сторону и замер на се-кунду, ожидая, что его вот-вот снова вырвет, но немного по-бурлив, многострадальный желудок все же успокоился. — Дикая я бы даже сказал. Ни за что ни про что траванула. А я, между прочим, как человек к ней, по-хорошему…
— Так,
— Баба Зина, чтоб ей пусто было.
— Это пастушка чтоль? — встрял Никитин.
— Ага, пастушка, как же. Ведьма она! Я же зеркало раз-бил, а она мне воды с какой-то травой сушеной дала, сказала от несчастий поможет. Потом на ухо чего-то нашептала и все. Чуть не умер. Еще и пистолет дома забыл. Так бы я ее… Зря только кота этого тупого послушался. Как человек, говорит, иди. Да я в Каменке вашей как человек первей всего сдохну. Чтоб я еще раз из дому без пистолета…
— Чего это он? — Никитин вопросительно посмотрел на Молчана и покрутил указательным пальцем у виска.
— Давление низковато, но есть. Это уже хорошо. Так, Па-лыч, — сельский голова упер руки в бока и деловито нахму-рился, — а теперь не мороси и расскажи все по порядку. Чего с тобой стряслось?
— Да говорю же… — Володаров осекся, замер на секунду, прислушиваясь к себе, затем скривился, икнул и продолжил: — Говорю же, пошел я, значит, в село, на разведку, так ска-зать. Разузнать по поводу твоего черепа. Мне кот посовето-вал по-людски с местными поговорить. Мол, так они мне от-кроются.
— Ну, в принципе верно посоветовал.
— Какой еще череп? — снова встрял Никитин, но Молчан отмахнулся от него, как от надоевшего комара.
— Не перебивай. Так, и что дальше?
— Ну я, дурак и пошел. К Любе в магазин поперся, поду-мал, что в магазине слухам самое место. А она там с Сирым на складе прямо на мешках с песком это самое, — Гена по-хлопал ладошкой по кулаку.
— Вот так новость! Ну теперь понятно, чего она его все время защищает.
— Какой еще кот? — Никитин поочередно смотрел то на участкового, то на сельского голову.
Молчан выпрямился во весь рост, раздраженно выдохнул, после чего достал из нагрудного кармана дежурной рубашки в клеточку аккуратно скрученную самокрутку и протянул ее Никитину.
— Саш, иди-ка перекури.
— Понял, — Никитин покорно принял самокрутку, отто-ченным движением отправил ее за ухо, а сам отправился в сторону выхода.
Тем временем Володаров несколько раз открыл и закрыл рот, одновременно с этим, мизинцем заткнув ухо, в попытке понять, от чего в его голове шумит. То ли от низкого давле-ния, то ли чертов стишок все еще гнездился где-то там, на подкорке, зловещим шепотком поджидая удобного случая нанести повторный удар.
— Ну так и чего там с Любкой?
— Ничего особенного. Язык без костей. Родную мать с по-трохами сдаст, если правильно спросить. А спрашивал я пра-вильно. Оказывается, Зинаида Петровна, пастушка ваша, в Альбертыча была влюблена тайно. Вы об этом знали?
— Нет, — Молчан переставил тазик с остатками воды на пол, а сам сел на его место.
— А Люба знает. И мне рассказала. А я как дурак взял и поперся к этой бабке на разговор. Думал, раз с Любой по-человечески получилось, то и с ней выйдет. Ага, как же!