Каменные сердца
Шрифт:
— Семьдесят лет, семьдесят лет, — промямлил он ошарашенно. — Какого же хрена произошло?! — затравленно вскинув глаза на девицу, Джо повторил за ней: — Скверная репутация?
— Если кто-то начнет меня бить, притворись, будто мы незнакомы. Они прозвали меня «Ржавый гвоздь», ведь я рыжая и, по мнению многих, как гвоздь в заднице.
— Тебя бьют?! — опомнившись, возмутился Джо. — Но как же так можно! Семь десятилетий разрухи — не шутка, но это уж слишком!
— По крайней мере, пытаются, — хладнокровно подтвердила Туве. — Никому не нравится слышать о себе правду. Один вот выстрелил в меня из мушкетона, — девица,
— Дробь? Но, судя по всему, обошлось? — Джо мысленно навесил на историю рыжей яркий ярлычок бреда, в чем, однако, не сразу признался себе. — А что ты ему сказала?
— Что его убьет мужик, которому он пригрозит мушкетоном. Это уже случилось, наверное, ведь весь заряд дурак высадил в меня.
«Фантазия у нее — любой писатель обзавидуется. Но вдруг…» — Хайд отмахнулся от неприятно беспокоящей мысли о реальности Тувиных баек.
— Естественно, он удручился. Кому же хочется знать мрачное будущее?
— Будущее — тайна. Я лишь предположила.
— Местные правила поведения тебе не близки. Следовательно, ты издалека… — Джонатан потер бровь, уже не надеясь на удовлетворение своего любопытства.
— Ну да. Я переправилась через большую воду. Зимой в Долине все заснули. Поди, до сих пор дрыхнут. А я встала пораньше, побродила, заскучала и решила немного прогуляться. Так я здесь и очутилась.
Сказанное ровным счетом ничего не проясняло, но Джонатан отложил подробные расспросы (да и собственные размышления) на потом. Если, конечно, наступит это «потом».
— Кроме того, люди могут оскорбиться, если им предложить копать могилы, пока они еще живы.
— Могут. Но когда придет пора умирать, нас не окажется рядом. И их тела съедят сурки.
Джо несколько секунд обдумывал эту неожиданно глубокую мысль и согласился:
— Тогда мы прямо-таки обязаны помочь им. Кстати, а у тебя случайно нет веревочки? Или цепочки?
— Есть. Но ее еще надо найти.
— На досуге попробую сделать тебе подарок, — в мозгу Хайда переплелись искренняя благодарность к девчонке и вполне приземленная, но не вполне осознанная, мужская потребность. Джо собрался закрепить успех (его молоденькие современницы ничего так не любили, как глазеть на собственные фоточки) и поинтересовался: — А еще, можно тебя сфотографировать?
— Э нет! — Туве восприняла намерение Джо весьма эмоционально: она отпрыгнула назад и закрыла личико ладонями, следя за собеседником между пальцами. — Мое изображение — как вторая я. В мире достаточно одной меня.
— О’кей. — Джонатан покладисто спрятал телефон. — Так идем? У нас есть лопата?
— Идем, — откликнулась Туве. — На первых порах обойдемся без нее. Для копания важно желание, а не лопата. Как, впрочем, и для всего остального.
**
Джо начал уставать. Видимо, тело еще не свыклось с нагрузками после семидесяти лет бездействия. С другой стороны, Хайд никогда не отличался особой выносливостью, хоть и регулярно посещал тренажерный зал.
Туве чуть обогнала его, легко прыгая по ржавым корпусам автомобилей и мусорным бакам, здороваясь со скелетами и поправляя обрывки одеяний на манекенах.
Они придерживались старой трассы Крон-Ривер и сейчас наконец приблизились к окраинам, что несказанно радовало. Карабканье по развалинам жутко изматывало, хотя и позволяло лишний раз ущипнуть спутницу за бочок, скрашивая мрачное путешествие и отвлекая от осмотра окрестностей, которые были когда-то совсем иными. Вспомнились старшая школа и первые университетские годы, когда «случайные» щипки и прикосновения являлись неотъемлемой частью повседневного общения мальчишек и девчонок.
Хайд улыбнулся. Замечтавшись, он сходу налетел на внезапно остановившуюся Туве.
— У тебя в штанах фонарик, или ты просто рад меня видеть? — осведомилась девушка.
— Извини, — Джо опять смутился и поправил в кармане джинсов мультитестер.
В следующий момент он обратил внимание на причину остановки. Неподалеку от руин гольф-клуба «Партсдейл», на месте одноименного озера, в окружении дряхлых обшарпанных автомобилей, горел костер. У которого сидели люди.
**
Мэйби заерзала в латаном-перелатанном спальнике, продавливая задницей удобную ямку в земле. Она слышала эту историю, наверное, не меньше сотни раз, с тех пор как присоединилась к табору, и готовилась с превеликим удовольствием выслушать в сто первый. Девушка любила истории, цыганин любил рассказывать. Костер ярко пылал, из помятых автомобильных колонок раздавалась негромкая, сопровождаемая шипением музыка, в небе гасли августовские звезды… Скоро можно будет сунуть в раскаленные угли картофелины и кусочки жирной крольчатины.
Лукаво прищурившись, Аксель накинул на плечи не очень чистое клетчатое одеяло.
— Знаешь, приятель, ходит молва, что наш народ навеки обречен странствовать, искупая какое-то ужасное преступление, совершенное давным-давно. Отец говаривал: первый цыган увел у богов первого коня. Вообще-то мы, , в конокрадстве не спецы, особенно на фоне . Да и далековато от старой доброй Кирландии до гроссийских земель. Но уж так издревле у нас повелось: облажался один — отдуваются все. Полагаю, дело в том… — рассказчик, выдерживая паузу, многозначительно поднял тощий палец, увенчанный алюминиевым перстнем, в котором переливался кусок красного катафота, — дело в том, что цыганин — это состояние души. Я цыган, ты цыган, Тиана еще та цыганка — только цыган способен так боготворить огонь!
Аксель умолк, прислушался и ухмыльнулся:
— Сагерт и Кирна — безупречные цыгане. Подумай, как страстно они любят друг друга, без обывательских условностей и мыслей о завтрашнем дне. Даже Королевский Тушкан — цыган не меньше моего, хоть и мессиканец по рождению, — перечислив всех таборных представителей цыганского этноса, Аксель придал своей хитрой роже слегка торжественный вид. — Правда или нет, но мой отец в это верил, и дед тоже, а они были людьми достойными всяческого уважения. Да и я не сомневаюсь в том, что рассказываю.
Так вот, если верить легендам и моим отцу с дедом, народы, населяющие Эос, в незапамятные времена спустились со звезд…
Тут Мэйби, как и всегда в данном месте истории, подняла глаза на небо: большинство усеивающих его искорок уже исчезло, но другие, покрупнее, пока мерцали.
— Поди угадай, почему они отправились в путь? — продолжал Аксель. — Романтика бесконечной дороги перекликается с бесконечностью человеческого Пути. Ты, наверное, возразишь: «Хэй, Акс, а как же смерть, кладущая предел всему?»