Каменный клинок
Шрифт:
А вот соратники Октубы поняли все, но как-то не очень правильно: вместо того, чтобы тут же ретироваться из помещения, пара особо крупных по местным меркам парней перевернули столик, мешающий им передвигаться, и, выхватив откуда-то металлические дубинки, резво бросились к сидящему прямо перед ними Угги.
— Положи их… — пожав плечами, буркнул Ольгерд. — Показательно. И ими двумя можешь не ограничиваться… — добавил он, заметив, что атаку поддержали еще несколько громил.
Перескочив через свое сидение, Угги спокойно шагнул навстречу первой двойке, и, слегка отклонив голову от опускающейся на нее дубинки, без особых изысков прямым ударом ноги сломал агрессору колено. Для того, чтобы заблокировать
Как ни странно, мужчина со сломанным коленом успокаиваться не собирался — видимо, пребывал в состоянии наркотического опьянения. Не обращая внимания на боль, он довольно резво вскочил на здоровую ногу, и, подхватив свое оружие, запрыгал в сторону спокойно стоящего перед ним Угги, на ходу обкладывая его местным аналогом мата.
Дождавшись, пока правая рука атакующего поднимется вверх для замаха, Угги добавил ей скорости, слегка придержав ее хозяина за плечо, и, дождавшись характерного хруста в плечевом суставе, пару раз врезал локтем в лицо, а потом швырнул сломанное тело под ноги соратникам.
— Может, хватит? — жестом попросив друга остановиться, поинтересовался у местных бандитов Ольгерд. — Неужели не понятно, что мы просто хотим поговорить? Выйдите вон и ждите!!! — рявкнул он через мгновение. — Когда я закончу — вас позовут… … — Я не хочу тебя ломать. Ни морально, ни физически… — дождавшись, пока соратники Октубы покинут помещение, совершенно спокойно сказал Коррин. — А мог бы. Думаю, ты уже почувствовал, правда? Мне просто нужна информация и немного помощи. Когда я получу и то, и другое, мы расстанемся и больше никогда не увидимся. Каким будет твой положительный ответ?
Глава 47. Кириллов
Выйти из лифта оказалось проблематично: лестничная площадка оказалась до предела забита группами зареванных девчонок и бледных, но старающихся удержаться от слез пацанов, нервно сглатывающих подкатывающиеся к горлу комки и прячущих друг от друга глаза. Взрослых тоже хватало — подтянутые молодые парни, судя по всему, бывшие сослуживцы Соловья, пара групп учителей, женщины в возрасте, годящиеся в подруги его матери. Соседи по подъезду и по дому…
Кое-как протиснувшись между двумя взрослыми женщинами, видимо, коллегами Соломина, Кириллов с трудом добрался до распахнутых настежь дверей квартиры и, собравшись с духом, шагнул внутрь. Несколько шагов по коридору, и он оказался в комнате, в центре которой стоял закрытый гроб с телом Соловья, доставленный вчера вечером назад нанятыми им людьми. Отыскав взглядом Лидию Федоровну, маму Гены, Михаил Вениаминович неожиданно для себя поежился: белая, как полотно, женщина сидела, прижав к себе белобрысую головенку девчушки лет пятнадцати, и, дрожащими руками поглаживая рыдающего ребенка по голове, почти безучастно смотрела куда-то под ноги медленно идущих вокруг гроба учеников своего сына. В ее глазах не было ни слезинки — казалось, что она не понимает, что происходит вокруг. Но через мгновение он заметил несколько пузырьков из-под лекарств, стоящих на подоконнике, и тяжело вздохнул: на то, чтобы казаться такой спокойной, Лидии Федоровне надо было иметь железную волю и стальные нервы.
— Это мне снится, правда, тетя Лида? — не замечая никого вокруг, тихонечко прошептала девочка, с надеждой глядя на Соломину, и, старательно отводя взгляд от гроба, добавила: — Там не он, я точно знаю! С Геннадием Михалычем не могло ничего случиться! Не могло, не могло, не могло!!!
— Олеся, выпей… — такая же зареванная девочка, сидящая с другой стороны от Лидии Федоровны, протянула подруге рюмку с валерианой, и практически насильно заставила ее проглотить содержимое.
— Лена… Я больше не могу… Это все просто кошмар, правда?
— Да, Олеся… Давай я тебя отведу домой… Ты поспишь, и тебе станет легче… — еле сдерживаясь, чтобы не заплакать, пробормотала ее подруга, и попыталась оторвать руки девочки от ладоней Соломиной-старшей.
— Никуда я не пойду… — задрожав всем телом, затараторила Олеся. — Я буду ждать, пока он не вернется…
— Вы — Михаил Вениаминович Кириллов? — внезапно спросила Лидия Федоровна, подняв взгляд и требовательно посмотрев в глаза Кириллову, как раз оказавшемуся перед ней.
— Да.
— Мне надо с вами поговорить. Вы уделите мне несколько минут?
— Да, конечно… — сдвигаясь в сторону, чтобы женщине было куда встать, ответил он.
— Пойдем к Гене в комнату. Олеся, я сейчас приду… Отпусти меня, пожалуйста… — попросила она, и с трудом расцепила пальцы не желающей оставаться одной девочки. — Я быстро… Лена, присмотри за ней, ладно?
— Конечно, тетя Лида! — не отводя взгляда от подруги, ответила та, и снова потянулась к пузырькам с лекарствами… … — Что там произошло? — закрыв за собой дверь, Соломина не стала ходить вокруг да около.
— Я почти ничего не знаю… — практически не кривя душой, ответил ей Кириллов. — До меня дошла информация о захвате заложников только тогда, когда все уже было кончено… Насколько я знаю, ваш сын пытался всех спасти. И это ему почти удалось…
— Да, он не мог поступить иначе… Какое страшное слово «почти»… - медленно выговаривая каждое слово, задумчиво произнесла Лидия Федоровна. — Знаете, когда он уволился, я думала, что смогу спать спокойно. Но зря надеялась — он так и не научился не замечать творящуюся рядом несправедливость… На свою голову…
— Он был настоящим мужчиной… — слова, вырвавшиеся у него, показались Кириллову насквозь избитыми, даже где-то фальшивыми, но, как ни странно, Соломина его поняла:
— Да. Именно так. Мужчиной. Был… Был… И его уже не вернешь… И как мне теперь жить?
— Все, чем сможем…
— Я знаю… — перебила его Лидия Федоровна. — Вы, те его друзья, которые сегодня не смогли приехать, потому, что не знают, и те, которые уже здесь, его ученики и ученицы, толпящиеся там, за дверью — вы будете приходить, помогать, спрашивать, как я, что я… но сути-то это все не изменит! Моего сына больше нет, и уже никогда не будет. А, значит, не будет и меня. Не дергайтесь — я не собираюсь накладывать на себя руки… Просто я жила им. Всю свою жизнь. Жила, зная, что с его характером и службой в любой момент могу остаться одна. И думала, что с этой мыслью свыклась. Но оказалось, что привыкнуть к такому невозможно. Мужики! Что же вам спокойно не живется-то, а? Вы что, не понимаете, что все это ваше мельтешение с войнами, бандитизмом, терроризмом и тому подобной ерундой не стоит и слезинки в глазах ваших близких?
— Видимо, не понимаем… — мрачно глядя на завешенное зеркало, прошептал Кириллов. — Или вынуждены делать то, чего не хочется, но надо…
— Надо… Как я ненавижу это слово, если бы вы знали… — Соломина тяжело вздохнула, потом, неожиданно для Кириллова, подошла к нему вплотную, привстала на цыпочки, и, глядя ему в глаза, громким шепотом спросила:
— Что с теми, кто его убил?
— Пока живы… — не отводя в сторону взгляда, ответил Кириллов. — Но только пока.
— Обещайте мне, что не простите им его смерть! — потребовала она. — Я хочу узнать, когда их не станет!