Каменный Кулак и мешок смерти
Шрифт:
Шеппари призадумались.
Нагрянуть в Палермо было заманчиво. Памятуя, сколько сокровищ они сами отправили на Бирку с берегов Срединного моря, шёрёверны в яви представляли себе, как велика может быть казна татей, промышляющих в сиих благодатных местах. Однако, с другой стороны, они понимали и то, что легкой поживы не будет. Вчерашние беглецы уже принесли своим соратникам весть о нашествии магни. Так что бой за Палермо будет кровавым. А многие варяги и так маялись от ран, полученных в прежних сражениях. Но печальнее всего было то, что Стейн Кнутнев, чье имя вселяло в сердца мореходов огонь бесстрашия, потерял много крови и был слаб как дитя. По всему выходило, что нового сражения с моросами Сисилии лучше
– В Валхале нет особого стола для дураков, – потрясал заскорузлым перстом Хрольф, напоминая соратникам давнишние слова Варглоба.
Словом, задумка овладеть Ромой, никогда прежде не видевшей воинов Одина, показалась шеппарям более осуществимой.
– Идем на север! – загудели они. – Найдем Рому и сделаем Бьёрна Поупом!
Варяги отдыхали на Мареттимо еще два дня, после чего без малого сотня драккаров оборотила чудовищные драконьи морды на Северную звезду.
Рома должна была пасть. И она распласталась бы под подошвами меховых сапог северных мореходов, если бы не буря, которая налетела, когда не ждали. Невнятная маета подсказывала Хрольфу ее приближение, но, не видя знакомых примет, он не смог правильно истолковать навалившуюся тревогу. Да если бы и истолковал, то вокруг на полдня пути не было ни единого клочка суши, готового дать приют ладьям викингов. Волны были так высоки, а ветер так силен, что порой казалось: драккары вот-вот взлетят с вершины водяной горы прямехонько в низкое небо. Хорошо еще варяги не решились перенести груз со своих кораблей на моросские плоскодонки, потому как из сорока плавучих таранов тридцать три потонули во время бури. Но и варяжские ладьи за три дня грозы потрепало изрядно. Многие шеппари приказали выбросить за борт все лишнее, включая добычу. Однако ни один драккар не затонул и не отбился от ватаги, за что викинги потом долго благодарили Одина, Ньёрда, Аегира, Рену и всех прочих морских духов и див.
Буря стихла ночью четвертого дня, оставив шёрёвернов в полном неведении относительно того, в какой части Срединного моря они оказались.
Утром они увидели протяженный берег и приветливый тихий фьорд. Точно перепуганные цыплята под крыло наседки, устремились в него потрепанные стихией драккары.
Едва войдя в залив, мореходы увидели город, великолепием своим затмивший все, что им доводилось видеть прежде. Высокие, сложенные из огромных тесаных камней городские стены. Множество стрелковых башен, увенчанных остроконечными крышами. И, главное, несчетное количество хоромин, чьи сводчатые крыши осеняли золотые кресты. Все указывало на то, что буря вынесла их прямехонько к желанной Роме. А где еще в целом мире найдется столько золота, чтобы выставлять его на крыши?! Да и окрестности города были под стать столице Поупа: вместо обычных лачуг, теснившихся у стен крепости, тут привольно распростерлись белокаменные терема, окруженные не то ли рощами, не то ли садами.
В час, когда ладьи северян вошли в залив, над городом плескался торжественный перезвон, совсем не похожий на заполошный набат, которым встречали викингов города франков.
Как выяснилось позже, в городе праздновали славную память какого-то чудотворца. Все жители собрались в молельных домах Йоксы, именем которого достославный чародей творил свою мару. Вдруг по городу разнесся слух о том, что залив полон судов с каким-то неведомым народом. Стража и ополченцы тотчас бросились запирать городские ворота, заняли стены и башни еще до того, как ватага драккаров приблизилась к берегу.
Тяжкий стон вырвался из груди Гастинга, когда он понял, что златокаменную Рому с наскока не взять. Можно было разграбить богатые терема вокруг города – одного взгляда на них было достаточно, дабы догадаться, что и в них найдется не малая толика золота и драгоценностей, – после чего убраться восвояси. Но не для того варяги проникли в самое сердце Срединного моря, чтобы удовлетвориться обычным грабежом. Они пришли сюда посадить викинга на престол Поупа и не отступят, пока не утвердятся на берегах золотого озера, куда впадают серебряные ручьи, текущие из всех земель, почитающих Юзуса… Йоксу… Хесуса… или как бы он там еще ни назывался.
Бросать на приступ каменных стен ратарей, потрепанных прежними битвами и недавней бурей, было чистым безумием. А как еще можно овладеть Ромой, Хрольф не ведал.
– Что делать, Варг? – обратился морской ярл к Годиновичу.
От слабости раненый едва смог разлепить веки, однако его рассудок был при нем. Точно так же, как и желание положить конец варяжским безумствам, осуществив их замысел по возведению Бьёрна на престол Поупа. Так что Годинович выслушал сетования сына Снорри, после чего прошептал ему на ухо несколько слов, от которых угловатое лицо племянника Неистового Эрланда осветилось коварной радостью и недоброй надеждой.
С борта Грома на берег залива сошел уже совсем другой Гастинг. Под усами у него плясала злорадная улыбка, а глаза сверкали гордостью, точно он узрел тайный подземный ход в запертый город.
– Великий Один сказал мне, что Мертвый Бог сам откроет нам ворота этого города! – Изрек он шеппарям, собравшимся на тинг.
Те не поверили своим ушам. Но когда Хрольф изложил им задумку, шёрёверны признали, что без мудрости Одноглазого морской ярл вряд ли сумел бы измыслить такую диковинную уловку.
Гастинг отрядил послов в город и повелел сказать там: «Мы – люди с севера, по воле богов покинувшие родину. Мы сражались во Франции и покорили ее. К этому городу мы пристали без враждебных намерений, а были занесены бурей в его благодатный залив. Мы желаем сохранить мир с жителями и хотим только исправить на пристани урон, причиненный нашим судам, а в городе закупить то, что нужно». Далее он приказал сказать, что вождь ватаги очень болен, что беспокойная морская жизнь ему надоела и он, будучи премного наслышан о боге Юзусе, желает принять его веру, пройти обряд посвящения и в случае, если смерть застанет его в этом городе, желает быть похороненным в нем.
Эвек и ярл города с радостью услышали это известие, освобождающее их от страха неприятельского нападения. Горожане были рады-радешеньки договориться с грозными гостями о мире и мене.
Эвек города, которого варяги по богатству одежд приняли за Поупа, вызвался сам провести обряд приема Хрольфа в лоно Хесусовой веры. А воевода, возведенный шёрёвернским невежеством в чин верховного романского конунга, вызвался быть его поводырем на священнодействие.
Сколько умения и коварства обнаружилось у Гастинга во время этого обряда! Он лицедействовал так искусно, что даже некоторые его соратники уверовали в его немочь и преисполнились скорби. После пышного богослужения, на которое варягам было велено явиться без оружия и брони, немощного вновь унесли на корабль.
Ночью горожане услышали громкий плач на кораблях и в стане викингов. А наутро в город явились послы с известием, что новообращенный Гастинг умер, а перед кончиной пожелал быть погребенным по укладу своей новой веры в городском святилище и назначил в дар богу Йоксе свой меч и другое оружие, а также цепи, перстни и множество драгоценностей.
Служители Мертвого Бога с полной готовностью согласились исполнить это последнее благочестивое желание умершего и принять богатые дары.
В полдень Гастинга, одетого в броню, положили в погребальный ковчег со всем его оружием. По обеим сторонам гроба шли его лучшие ратники, сотоварищи и лиллешеппари. Перед ним несли назначенные подношения Йоксе: мечи, билы, перстни, цепи и пояса, оправленные в золото и серебро. За ним следовала без малого тысяча скорбных варягов.