Каменный пояс, 1975
Шрифт:
В столовую строем, на учения строем. Подводит их маршировка, трудно держать равнение. Ноги в жестких ботинках — «подарок Черчилля» — словно чужие, не слушаются.
Людмила Семенова
Шура Митрофанова
— Кто там нарушает строй?
— Я, товарищ старшина.
— Что
— Обмотка оборвалась.
— Поо-править!
После завтрака — на учебу к берегу Волги. Правильно ползать по-пластунски умеют немногие. В пятый, в десятый раз возвращает их к исходной позиции упрямый старшина.
Трудно старому служаке. Никак не дается строевая подготовка бойцу Морозовой. Все давно отдыхают, а она на плацу. Раз-два! Раз-два! Устанешь с ней, а завтра будет то же самое.
Каждый день с девчонками что-нибудь случается. Вчера пришел проверять обмундирование, а новых портянок ни у кого нет.
— Куда подевали?
— Мы из них, — говорят, — кофточки сшили. Посмотрите, как красиво, товарищ старшина.
Придумают тоже!
На тактических занятиях ночью в наряде стояли. Теленка за диверсанта приняли, переполох такой устроили, стрельбу открыли.
По вечерам в казарме стихи читают, песни поют, хохочут... Нет, не соскучишься в этом «девичьем монастыре»!
Аня Волкова
Галя Лыкова
Только не во всем был прав старшина. Насмешливость сочеталась в девчатах с застенчивостью, ребячливость с серьезностью. Деловито и упрямо изучали они радиодело, поражая упорством и успехами даже опытных командиров.
Отчаянно смелые, скромные и тихие, они одинаково выполняли свой долг перед Родиной: скидок на слабый пол и молодость война не давала.
Партизанская «Ока»
Боевое крещение Шура Кокорина получила под Сталинградом. После одного из тяжелых боев в окопе десять бойцов-коммунистов принимали в партию маленькую радистку. Когда политрук спросил: «Кто — за?» — все десять подняли руки.
Она воевала под Миллерово, в Днепропетровске, Запорожье. Но главное испытание было еще впереди. Однажды радистку вызвали в политотдел и предложили работать в тылу врага. Ей не приказывали, ее спрашивали, и она ответила: «Да».
Слева направо: Нина Малая, Оля Сальникова, Миля Морозова, Галя Плаксина
О том, что было потом, рассказывает в воспоминаниях заместитель председателя секции бывших партизан Молдавии В. Коваленко:
«В конце июня 1944 года через хаос радиоволн, заполнявших эфир, настойчиво пробивался новый сигнал:
— Я «Ока», я «Ока»у вы слышите меня?
На Большой Земле, в штабе Пятой ударной армии Берзарина радисты приняли позывные.
— Слышу тебя, «Ока», перехожу на прием.
Сигнала «Оки» в штабе ждали с нетерпением. Несколько дней назад самолет перебросил через линию фронта диверсионно-разведывательную группу. Район приземления разведчиков имел для наступающих советских войск важное значение. Нужны были сведения о противнике. Сумеют ли посланные товарищи выполнить поставленную задачу? Справится ли юная радистка со своим делом?
И вот позывные. Первая радиограмма.
Вместе со своими боевыми товарищами Шура Кокорина обживалась в припрутском селе Юрьевка.
Спустя много лет, работая в архиве, я натолкнулся на копии радиограмм, которые когда-то несла на Большую Землю партизанская «Ока».
«20 июля. На аэродроме Комрат — 50 самолетов. На станции Романовка — 15 зениток. Немцы строят укрепления от Котовска до Романовки по правому берегу Кагильника. Все мосты минированы».
«26 июля. В селе Костешты разгромлен жандармский участок — убиты начальник и четыре жандарма».
«28 июля. Из Кишинева на Кайнары прошло два эшелона с немцами».
«29 июля. Активное движение войск на запад через Гура — Галбена на Хуши».
«5 августа. На станции Романовка большое скопление эшелонов с техникой и машинами со знаком — статуя человека с палкой, за спиной — змея. В восточной части Кишинева на базарной площади большой склад горючего».
В одной из радиограмм был передан краткий итог действий партизан: «Уничтожено солдат и офицеров — 400, автомашин — 120, танков — 3, бронетранспортеров — 1, артиллерийских точек — 3, минометных точек — 8, взято в плен — 618 человек».
Свыше 60 радиограмм отстучала Шура своим ключом. Сведения, передаваемые радисткой, тщательно изучались в штабе Пятой ударной армии. На оперативные карты наносились новые обозначения о положении в тылу врага. Летчики получали срочные боевые задания. Командиры стрелковых и танковых частей использовали уточненные данные для ударов по гитлеровцам.
Штаб получал лишь самые ценные сведения. Что небольшой группе смельчаков пришлось вступать в бой с противником, избежать несколько облав полицейских с собаками, знали лишь они сами.
Труднее всего было «Шурупчику» — так ласково называли партизаны Кокорину. В любых условиях ей надо было сохранять рацию и в точно назначенное время выходить в эфир.
«А потом по возвращении из тыла противника мне дали отпуск на месяц, и я приезжала домой, в Челябинск. В цехе топливной аппаратуры мне очень теплую встречу устроили», — вспоминает Александра Карповна.
Инженер по планированию производственно-диспетчерского отдела ЧТЗ Марина Павловна Заркина рассказывает:
«Пришла Антонина Ивановна Кокорина на работу и говорит:
— Радость-то какая, дочка моя, Шурочка, приехала.
— Так пусть в цех приходит.
О пропуске уже кто-то позаботился. Пришла Шурочка. Нисколько не огрубела она на фронте: пилотка на голове, аккуратная гимнастерка. Веселая, улыбающаяся, она буквально порхала по цеху. Сколько их, вот таких молодых, уходило тогда на фронт. Мы все, старшие товарищи, очень любили Шурочку. Ласковая такая девочка, романтичная, любознательная. Уж если что задумает — обязательно своего добьется.
Всеобщую радость, восторг вызвал ее приход к нам в цех. В конце рабочего дня, в столовой, помнится, ей прямо-таки триумфальную встречу устроили. Мы тоже, знаете, на заводе не блины пекли. Но вот она — нежная, хрупкая девушка с орденом Боевого Красного Знамени на груди — прямо с передовой! Разве могли мы не победить, если вот такие, юные, жизни своей для Родины не жалели! У людей как бы силы прибавлялось после каждой такой встречи с фронтовиками и работали с утроенной энергией».
И снова — фронт. Со своей рацией Шура Кокорина не расставалась. Риск был ежеминутный, а домой шли спокойные письма:
«Ну еще немного покрепись, мамочка. Кончится война, вернусь в Челябинск, пойду работать — и тебе, родная, легче станет с братишками... Ты скажи, мама, Ванятке, что и на нашей улице скоро будет праздник. Вернусь с фронта — сошью ему такое пальто из своей шинели... В школу в нем пойдет».
В феврале штаб партизанского движения (он находился тогда в Киеве) направил Шуру Кокорину на учебу в партийную школу при ЦК компартии Украины.