Каменный пояс, 1987

Зыков Юрий Григорьевич

Дело прояснялось. Лоси здесь уже были. До нашего приезда. А раз они здесь были, раз не хотят снова сюда идти, наверняка зная, что это путь к воде, значит… Пока это ничего не значит, но значить может многое. Подозрения обретают силу. И что же Березкин раньше не вспомнил о базаре. Следы месячной давности нелегко будет найти. А искать их нужно. Это, возможно, следы преступления.

— Обойдем по опушке, — предлагает Старый Бобр. — Или следы телеги, или машины… Ты — вправо, я — влево.

Мы разошлись. Минут через сорок до меня донесся его свист. Отвечаю и быстро — к нему. И тут натыкаюсь на кормушку… Вот так фокус! Значит, кроме нас, кто-то их подкармливал.

Да, это настоящая кормушка. Даже с подкормкой. Но подкормка наполовину целая. И… что за странная пыль на ней? Я взял в руки несколько засохших травинок и понюхал. Вот это да! Дуст! Самый настоящий. Какая-то сволочь, вероятно, надеялась свалить лося дустом, пыталась обойтись без ружья, без шума. Вот гад! Если

бы, предположим, свалил, сам-то ведь не стал бы есть такое мясо, продал бы. Пускай люди едят. Ох, попадись он мне… Хорошо еще, что лося дустом не прошибешь, а то ведь все стадо завалить мог. Думал завалить, по крайней мере. До чего же люди бывают жадными. Средний вес, будем брать по всему стаду, килограммов по триста. Триста на восемь… получается две тысячи четыреста килограммов. Если будет продавать по восемьдесят копеек на базаре, то заработает более двух тысяч. Это при условии, что ему удастся вывезти все мясо.

Ну, ладно, с дустом не вышло. И выйти не могло. Знаю по опыту. У меня пес, когда еще щенком был, съел целую пачку настоящего ДДТ и только желудок прочистил. Это ладно. А что здесь дальше происходило. Надо искать следы.

Я на четвереньках, пядь за пядью, стал обследовать землю и траву вокруг кормушки. Что это? Как будто темные пятна на траве. Сорвал травинку и попробовал соскрести. Соскребается. Да, похоже, кровь. Но лось мог и сам пораниться. А все же… Выпрямившись, присмотрелся, откуда удобнее всего стрелять. Есть более-менее подходящее место. Куст. Иду туда. Осматриваю. Сорвана ромашка. Не просто засохла. Изжеванная. Ясно. Браконьер курящий. Забивал запах. И больше ничего здесь нет. Месяц все-таки прошел. Трудно искать. Вот бы сразу, я бы поковырялся.

Возвращаюсь к тому месту, где лось был убит. Вероятно, это был теленок. Почему теленок? Удобнее стоял? Прямо под выстрел? Или оказался самым храбрым, подошел? В стаде — два самца, вожак и другой, молодой, три самки. Две старые, с телятами, и одна молоденькая, невеста вожака в нынешнюю осень. Три теленка, два у одной старой, один у другой. У молодой пока ничего, кроме чувств. Так почему же все-таки, при таком выборе, только теленок? Мясо нежнее? Но если мясо на продажу, взрослый лось выгоднее. Почему же не убит взрослый?

Ладно, потом узнаем, когда поймаем.

Итак, есть кровь. Значит — подтверждение. Значит — преступление. Я трижды свистнул — быстрее ко мне. Старый Бобр ответил. Он где-то недалеко. Но идет медленно. Значит, что-то нашел. Должно быть, след транспорта. Чтобы не терять времени, описываю круги вокруг кровавых пятен, увеличивая с каждым заходом радиус. Натолкнулся еще на следы крови. На сей раз более обильные. Теперь уже обследую определенный сектор. Вот в кустах что-то завалено ветками и листвой. Подхожу ближе, наклоняюсь. В нос бьет запах. Это гнилая шкура и внутренности. Разбрасываю ветки — точно. Муравьи строят здесь уже свой дом — муравейник. Но все убрать и они еще не успели. Даю пять продолжительных свистков — срочно ко мне. Не терпится показать находку. Совсем рядом слышу голос Старого Бобра:

— Сейчас, иду…

И я иду на голос. Старый Бобр сидит на корточках. В руках рулетка.

— Замеряю расстояние между колес. Так, ясно, «Волга». В одном месте ясен протектор.

Это уже удача. Не так-то много в нашем районе автомобилей «Волга». Найдем, обязательно найдем подлеца. Подключим ребят из уголовного розыска. Они нам как-то уже помогали.

Теперь все становится на свои места. Ясно, почему лоси не шли через этот лесок. Ясно, почему у самки один теленок. И еще одно становится мучительно ясно — эти животные никогда больше не придут за помощью к человеку, как нам вчера рассказывал Валентин.

Что касается нашего стада, вернее, нашей задачи, то теперь придется гнать лосей выстрелами. Раньше мы этого не делали, чтобы не пугать лишний раз, не заставлять бояться человека. А теперь уже ничего не изменить. Зазвучат выстрелы в осеннем лесу. Только уже эти выстрелы будут нести не смерть, а жизнь, спасение. Но лоси-то этого не знают…

Владилен Машковцев

ПОДНИМАЕТ МАГНИТКА КОНВЕРТЕР

Стихотворение

Над каркасами ветер стремительный, вдоволь черной работы для всех… Воздвигают в Магнитке строители кислородно-конвертерный цех. В неувязках начало, в заторе, и не видно, что будет в конце. Но на каждом паршивом заборе красный лозунг: «Даешь ККЦ!» А просмешники хлещут нас бойко, да и к месту, не в бровь, а в глаз — Строй, ломай, коль идет перестройка, перестраивай десять

раз! В лунных кратерах шлаковой свалки над пролетами перезвон. Звездопадами электросварки комсомольский штаб озарен. И девчонка звенит лопатой, в котловане торя тропу: — Падай, звездочка, золотом падай на мою золотую судьбу! Облака — лебединые стаи, снег и камни, как морды моржат. Но копры забивают сваи, аж в Америке стекла дрожат. Все здесь глыбко, не для показа, и в едином порыве слилось. Парень крутит баранку БелАЗа, будто крутит земную ось. Сверху он глядит на начальство шало, с юмором — наверняка. Ведь приходится в жизни не часто на начальство смотреть свысока. В министерствах то плохо, то слабо, с каждым часом все больше забот. И в железную будку прораба секретарь обкома идет. Кто-то в поиске и горении, кто-то с маской на прежнем лице. Но рождается ускорение: — Раньше срока сдадим ККЦ! Над Уралом — огни и ветер, и тревожно гудит завод. Поднимает Магнитка конвертер, сердце рвется в двухтысячный год!

Александр Павлов

У ПОДНОЖИЯ ВЕКА

Стихотворение

На окраине этой старинно и темно от слепых фонарей, и гудки пробиваются длинно сквозь туманы седых январей. Я хожу на окраину эту, где теплушки дымят в тупиках, где дороги прохожему нету, только шпалы да рельсов река. Где курятся путейские будки и сугробы от масла черны, где завод прекратился как будто, и пора бы вкусить тишины. Здесь года побурели от гари… Но эпоха прибавила шаг — и темно от мазутных испарин, и звенят перепонки в ушах. Среди снега, костров и тавота, заслоняя собой неуют, на задворках большого завода великанами люди встают.

Геннадий Суздалев

СТИХИ

* * *

Когда не ходят трамваи, по городу ходят слухи о том, что какой-то призрак поднялся не с той ноги… И юные вспоминают обруганный бред старухи, осмеянный сивый мерин идет на свои круги. И эти круги все шире расходятся по задворкам, и некто уже серьезно Вселенную костерит… И дешевеет правда, и дорожает водка, у самой последней девки светило во лбу горит. А дети внимают взрослым, не затыкают уши, чтобы потом припомнить серьезный их разговор. Уходят в глубины сплетни, выходят на мели души… И все это происходит трамваям наперекор. Когда не ходят трамваи, по городу ходят слухи…