Каменный пояс, 1988
Шрифт:
горит, горит заветное окно
звездой призывной на пути бездомном.
* * *
Жизнь прекрасна своей многоцветностью.
Но уж так на земле повелось:
все тускнеет на ней перед вечностью,
кроме черных и белых полос.
Мир, изменчивый с каждой травинкою,
вдруг застынет над темной водой
платьем свадебным, черной косынкою,
светлой радостью, черной бедой.
Наши души лучатся от нежности,
но когда поднимается нож,
остаются
остаются лишь правда и ложь.
Только детство широкой рассветною
через память прошло полосой,
когда с удочкой к месту заветному
по тропинке я бегал босой.
Сколько красок летело навстречу мне,
изумрудно сверкала река,
и подвластные ветру и вечности
отражалися в ней облака.
Жизнь бежала рекою,
но разве я
мог подумать тогда (и теперь!),
что заменятся будни и праздники
полосой бесконечных потерь.
Я, прошедший от полюса к полюсу
на чужие земные огни,
все труднее иду через полосы,
все темнее и шире они.
Резче грань между прошлым и будущим,
Как над черной землей — белый снег.
Все тревожней, и проще, и будничней
говорит о земле человек.
Смыло временем место заветное,
но все так же темнеет река,
и над ней, словно души рассветные,
золотые плывут облака.
Проза
Владимир Одноралов
СКАЗКА ПРО ГРИБНОГО ЦАРЯ
Повесть
I
Когда я с приятелем впервые поехал в Елшанку за грибами, то был совсем новичком, то есть в глаза их не видел. Ехали мы автобусом, я читал книгу, а приятель мой ничего не читал.
— Что ж ты, — спрашиваю, — не взял ничего? Дорога длинная, до самой Елшанки — все степь кругом.
— Мы будем читать книгу природы, — со значением улыбнулся он.
Но мы, пожалуй, не знали и букв, которыми написана эта сложная книга, и, как все горожане, собравшиеся читать ее с наскока, бродили без толку по лесу и грибов, конечно, никаких не нашли.
Приятель мой грибником не стал. Он, думаю, и сейчас рассматривает в книге природы одни картинки, воображая, что читает ее. Вот и о себе — ну, что похвального сказать? Ну, прожил, пережил даже пять грибных сезонов и — насмерть увлекся грибами. А минувший — был исключительно счастливым. В грибах проснулась дуроломная какая-то сила, шагу нельзя было ступить в лесу, чтобы не нагнуться. Но хоть и не дуром они росли, а я с некоторой гордостью сознаю, что в это лето брал грибы, какие хотел. А выбор у меня был — ого! Не как в магазине или даже на базаре.
Вот иду утром в лиственницы — они у нас посадками растут — иду и представляю, как мерцают в просеянном сквозь тонкую хвою свете малахитовые лапки чистотела, тонкие, словно зеленые
Иду, представляю, — вдруг бежит навстречу согнутый ведрами водитель автобуса «Елшанка — Оренбург». Бежит, зажмурившись и покрикивает: «Мест нету, нету мест!» И как-то ведь не спотыкается на тропе, ни грибка из ведра не выронит. Я что-то соблазнился, стал смотреть по сторонам. А грибов-то! Ну под каждым деревом! Так и не дошел до лиственниц. Для маслят и у меня места не хватило.
Словом, практика у меня была, и новичку, которого базарные золотые грибочки расстраивают, кое-что подсказать могу.
Заметки мои в большей степени пишутся из желания найти единомышленника. Ну, действительно, что это за бесцельное хождение по лесу или, как выражаются еще, по природе? Вот я стихи пишу, и мне кажется, что, слоняясь по лесам и лугам без какой-нибудь охотничьей задачи, путных стихов не сочинишь. Получится что-нибудь такое: «Упаду в разнотравье лицом…» И как раз носом в коровью лепешку.
Да. Ну, мне возразят: «А красота? Зачем же обязательно что-то искать, собирать?»
Конечно, и красота. И, между прочим, хорошие грибы в самых красивых местах и растут. Советую эту случайную фразу взять в качестве первой подсказки. Ищите грибы в светлых березняках, в наполненных плотным, словно колодезная вода, воздухом осинниках, в соснах и лиственницах, торжественных, словно колонны старинного храма, — точно найдете.
Это, хоть и весело, но не всегда легко. Вымокнешь и в росе, и под дождем, и комарье накормишь, и крапивой ожгешься. В чапыжник, например, лезть ни к чему, порядочные грибы там не растут.
Нет, я не отговариваю. Ведь что такое — найти первый в лето подосиновик! Старый осинник — он только внизу темен. А гляньте вверх — взлетают к небу голубые с прозеленью стволы, и там, готовая вмиг улететь, вьется и трепещет легкая кисейная листва. Внизу сумеречно, а над вами — радостный и бодрый свет. И грибным настоем пахнет, и трава незнакомая, негустая. Так, узнаешь редкий вороний глаз, синеватый копытник, чуть тренькает на тонкой шейке колокольчик… Смотришь теперь в оба и даже дыханье сдерживаешь для внимательности. И вот он, ну в двух же шагах, черт! Будто не было и вдруг вырос. Ах, красавец — на гордой прямой ножке и шляпка с кулак. А то еще ножка по-лебединому изогнута, и гриб от этого как бы улыбается, как бы манит: — А вот я!
И бывает после этого первого, как отрежет — ни одного больше, но радость, как подкатила к горлу, так и не проходит.
II
Ну, а живопись, скажем, или ваяние? По моим наблюдениям, те, кто способны толково изобразить грибы, — изображают их всегда навалом и не подписывают — где какой. У них задача другая.
Специальные определительные картинки или фотографии для наших целей предпочтительнее произведений искусства, но тоже нужно иметь в виду, что гриб изменяется во времени и в пространстве. Во времени — он растет (у молодого шампиньона шляпка пипочкой, а у зрелого — зонтиком). А в пространстве — в разных лесах, на разных почвах он немного да разный, то светлее, а то — темнее цветом. Невозможна, наверное, таблица, исчерпывающая все грибные чудачества. В каждой местности они свои. Доказано практикой.