Каменный век деревянных людей
Шрифт:
– И я не такая! – засмеялась Лил.
– Нет, ты такая, – серьёзно ответил Виш, и привлёк её к себе. – Я всегда мечтал о такой растушке, как ты…
Лил склонилась над ним. Её длинные листьеволосы защекотали ему лицо. Виш почувствовал, как листьеволосы на его теле встали торчком, а ногокорни сами собой распустились. И в них погрузились распущенные ногокорни Лил.
Это происходило не так, как на поле, но по-особому очень приятно.
Когда Лил уснула, Виш ещё долго лежал с открытыми глазами.
В его сознании проносились сегодняшние сцены деревенского каннибализма и извращений.
«Конечно, – думал Виш, пытаясь найти оправдание каннибальским привычкам новых друзей, – в их местах почти нет открытой почвы, всю землю покрывает трава, и, чтобы попитаться, приходится её выдирать». – Его покоробило от этой мысли, но он мужественно продолжал думать. – «И поблизости нет камней… Из чего приготовить оружие? Только из…» – Виш снова поёжился. Всё происходящее вступало в разительное противоречие с его воспитанием, обычаями, прежней жизнью. Даже сжигание сухих Неподвижных Собратьев… Если бы не Кук, Вишу было бы намного труднее пережить эту привычку соплеменников Лил.
«А чем лучше наше закапывание в землю? – подумал он. – Но мы закапываем тело. А душа? И… Солнце? Должно же оно чем-то питаться? Местные считают, что в нём сгорают души умерших… Но души и наших умерших могут сгорать в нём! Когда люрас умирает, куда девается душа? Вот она и поднимается к светилу, сгорает там и дарит свет и тепло будущим поколениям…»
От этой мысли Вишу стало тепло, и он уснул.
Но, несмотря на последнюю светлую мысль, во сне его мучили кошмары.
Первый выглядел настолько реально, что, проснувшись, Виш сохранил ясное ощущение, будто сам вышел из привидевшегося ужаса.
На пригорке стоял дом. Похожий на дом Лил. Но в нём жило страшное существо. Настоящий монстр. Хуже гусеницы, хуже жука, хуже прыгуна. Правда, он сам во сне не показывался. И это хорошо, потому что Виш обязательно бросился бы с ним драться.
Ни один нормальный люрас не смог бы жить в столь жутких условиях.
Нет, в доме не лились потоки сокрови по полу. Но жить там могло лишь существо с извращённой психикой. Посудите сами: все стены дома обиты распиленными стволотелами! Кресла тоже сделаны из частей люрасов: на подлокотники пошли ветверуки, на ножки – стволоноги. И даже ложку извращённая фантазия автора выполнила не из обычных материалов – раковины перловицы и лягушачьей косточки, а из куска головы люраса. Её выточили на токарном станке! Хотелось бы взглянуть в глаза этому сумасшедшему токарю.
Мало того: и полы настелили из стволотел, распиленных на длинные пластины, плотно пригнанные одна к другой!
Но ещё хуже стало, когда Виш посмотрел на шкафы. Мало того, что они были оклеены тонким слоем расщеплённой и высушенной плоти: в одном месте слой шпона немного отстал, и когда Виш увидел, из чего сделана дверца, его замутило. Её сделали из перемолотых трупов, смешанных, скорее всего, с затвердевшей смолой Неподвижных Собратьев!
А оконные рамы? Невыносимо было видеть мёртвое, холодное стекло, оправленное в сухую плоть разумных существ…
Хорошо, что сокрови не было видно. Убийства произошли очень давно, и она успела высохнуть.
Избавившись от первого кошмара, Виш, пометавшись немного на койке, незаметно для себя перетёк во второй.
Во втором сне ему привиделись шеренги вросших в землю люрасов, вернее, их высохшие обезноженные трупы с прикопанными ногокорнями и торчащими в стороны ветверуками. Их связали между собой тонкими верёвками и шеренгой выстроили вдоль дороги. Картина напоминала усмирение восстания Картапса.
А на ветверуках у каждого люраса бугрились белые шишки. К шишкам и примотали верёвки, связывающие люрасов между собой…
Проснулся Виш в ужасном настроении. И лишь предстоящая охота на гусениц немного радовала его.
Однако Виша волновало отсутствие у воинов каменных мечей. Да, каменные топоры у них имелись, но пронзённую копьём или приколотую к земле гусеницу лучше рубить мечом. Топором можно оглушить – если попасть по наголовнику, но попробуй подойди так близко! А удары по телу, случалось, даже отскакивали. Деревянные же мечи, которыми вооружились воины, не внушали Вишу доверия: если люрасу им ещё можно размочалить конечность, то шкуру гусеницы точно не пробьёшь.
Правда, почти у каждого воина на поясе висел кремённый нож, но длина ножа несравнима с длиной меча, поэтому пускать нож против гусеницы отважится не всякий.
– А почему вы не охотитесь на гусениц? – спросил Виш у Фика, когда они шли по тропе, раздвигая ветки Неподвижных Собратьев.
Фик пожал плечами:
– У нас как-то не принято… Гусеницы водятся далеко от деревни, в ближних местах их не бывает. И мы туда не ходим. Тем более что в тех краях случаются странные вещи… А за рекой, – он указал вправо, – живёт воинственное племя синекорых. Его воины убивают каждого, кто очутится на их земле. Жутко убивают. Мы с ними воюем. Нам не до гусениц.
– Кажется, я видел, – Виш рассказал Фику о плывущих по реке колодах.
– Это они, – кивнул Фик, – синекорые. Их ветверук дело.
Шедшие впереди воины замедлили шаг и разом обернулись. На их лицах легко читалось выражение ужаса.
– Ну, показывайте, где у вас гусеницы, – грубовато приказал Виш, нимало не сомневаясь, что они пришли на ту самую полянку, где гусеницы грызли круглоголовых Неподвижных Собратьев. Так он прикинул по пройденному пути и по виду местности. С другой-то стороны – море.
Так и получилось. Но добирались они другой дорогой, более короткой, чем получилось у Виша. И всё равно идти пришлось долго.
Гусениц стало значительно меньше. И это немного обрадовало Виша.
Однако, едва завидев гусениц, воины побледнели, покрылись крупными каплями пота и стали передвигаться медленно-медленно. А гусеницы, почуяв манящий запах, закрутили усиками и направились прямёхонько к ощетинившимся дрожащими копьями воинам племени Лил… Запах пота привлекал их.
У Виша подобных проблем не было: выросший в более суровом климате, он не привык потеть по пустякам. А особенно по таким, как схватка с равными по росту и по весу гусеницами. Поэтому ли, или же потому, что гусеницы остерегались атакующего врага, но они сторонились Виша, воротили от него жвала.