Каменный век
Шрифт:
Внезапно в процесс вздрючки подчиненных вклинился зам по системотехнике.
— Разрешите обратиться, по восьмому каналу важное сообщение.
Генеральный глянул на экран своего терминала, потом на бледную аудиторию уже сильно помягчавшим взором.
— Совершенно секретно, коллеги: из уст в ухо. Суперинтерфейс засечен в аэрокосмопорту. Носитель — человек по кличке Кожаный. Информация на него у нас есть. Инспектор Метелкин, получите оперативные данные по каналу двенадцать и с усиленной группой дуйте на всех парах в
Генеральный инспектор зевнул и вышел, оставив своих офицеров в сомнениях и хлопотах. Ровно в момент окончания рабочего дня большой начальник покинул здание и с сознанием выполненного дневного долга пошел на стоянку, где его поджидал черный элегантный, под стать ездоку, лимузин с шофером-каратистом. Приземистый мощный контур автомобиля и параболическая антенна на его крыше, похожая на шляпку поганки, в который раз радовали глаз генерального.
“Эх, взять Белиндочку, да в лес, по грибным местам. Хорошо валять девку по свежей росе. Любит моя крестьяночка трудиться на барине”.
И вдруг что-то стало тянуть генерального инспектора вниз, к земле.
“Инфаркт? Если б знал, так беречься бы стал в десять раз больше”. Захотелось обратиться к некоему верховному главнокомандующему, попросить отсрочки. И отсрочка пришла. Генеральный убедился в том, что некто пригнул его голову, а в пятый шейный позвонок уткнулось нечто, напоминающее ствол пистолета. Из-за его спины стал вещать гнусавый голос:
— Одно лишнее движение, и твоя голова улетит.
— Что вам угодно? — с презрительной усмешкой сказал генеральный.
— Не лыбься, скот,— предупредил некто,— а то яйца поотшибаю.
Презрение к врагу сразу куда-то испарилось, как же с Белиндой-то потом, если взаправду поотшибают. Лютый враг сурово продолжил:
— Назовите ваш персональный код доступа в кибероболочку СС.
— У меня, дорогой друг, разные коды для разных задач. Может, вас устроят деньги?
— Еще одна такая фразочка, и ты сильно упадешь в цене, фраер. Повторяю еще раз для крупных теоретиков. Персональный код для доступа в подсистемы слежения и базы данных. Его иногда называют “трубный зов”.
Генеральный инспектор наобум назвал несколько слов. Сзади слабо пискнул терминал — враг был хорошо оснащен.
— Эта шутка на сегодня последняя. Итак, я вас слушаю со всем вниманием.
Холодная железяка стала выдавливать шейный позвонок генерального инспектора.
Похоже даже на бластер. Пшикнет по-тихому, а меня нет. Пожалуй, мы с Белиндочкой важнее, чем какие-то секреты. Тем более, что победа все равно будет за нами. А я после победы ой как ко двору придусь.
И тогда большой начальник впервые сказал чистую правду.
— Вот это мне уже нравится,— отозвался налетчик.— Каким хорошим ты можешь быть, если тебя попросят.
За несколько секунд генеральному были залеплены пластырем глаза, сам он положен под какую-то сочащуюся вонючей жидкостью машину, а на голове его оказался непонятный предмет.
— Считай, что это граната, — сказал насильник. — Ты ее заслужил. Она среагирует в течение получаса на любой вопль или дрыганье. Станешь тогда начальник без мозгов. Может, для тебя это приемлемо, но не расстраивай подчиненных.
И все эти полчаса генеральному страстно хотелось чихнуть. А потом, по истечении получаса предмет оказался не гранатой, а спичечным коробком.
Генеральный инспектор так разрыдался из-за полученного унижения, что проходившие мимо люди просто шарахались от него, как от раненного тигра. Когда же начальник снова стал могуч, как обычно, и вернулся в здание, и навел ужас на дежурных офицеров, и поменял “трубный зов”, было в каком-то смысле поздно. Все секретные узлы слежения были рассекречены, и теперь им надлежало менять адреса и коды доступа.
А еще были полностью затерты данные на одного весьма неприятного гражданина. От информационного Виктора Васильевича Лучкина, собственно, ничего, кроме фамилии, имени и отчества, не осталось. Ни лица, ни радужек, ни отпечатков пальцев, ни запаха, ни ДНК, ни “истории болезни”. Кого искать, за что хватать, в чем виноват — все непонятно. Рыбка ушла из невода, и кто знает, будет ли такая мелкая ячея в сети, чтоб попалась она снова. “Ничего, злее станем,— утешил себя генеральный, а пока что — нет человека и нет проблемы”.
В то время, как такие страшные переживания обрушивались лично на генерального инспектора, столь привыкшего к любви и ласке, в аэропорту, напротив, все шло по плану.
Кожаный удивился облаве. Более того, он был ранен до глубины души и страшно обиделся. Столько лет между ним и местными законоблюстителями царил мир. “Салям алейкум — алейкум салям”. Он “цивилизовывал” своим побором и порядком всякую отмороженную шушеру, прибивавшуюся к вокзалу, кого надо — лично гнал в шею. Главное, чтоб все было благопристойно. И сейчас, если он чего упустил, можно ведь и намекнуть. Надо вам, ментам, добычу для галочки, пожалуйста, вот она…
А началась беда так. Кожаный сидел в своей штаб-квартире, в буфете, и медитировал на ягодицах буфетчицы, которая пыталась добраться до мутантного таракана-альпиниста, забравшегося высоко-высоко по стене и там устроившегося. Прибежал вдруг взволнованный Бацилла и доложил, что двух жизнерадостных педиков повязали прямо в сортире, как раз во время любовного поединка. Что Болта скрутили, едва он попробовал рекетнуть продавца мороженого. И Пальчика взяли за жабры, когда он чистил чемоданы каких-то провинциалов. И Буку прихватили, когда он делал “макияж” одному непослушному таксисту.