КАМЕРГЕРСКИЙ ПЕРЕУЛОК

Орлов Владимир Викторович

В руках у Фридриха появился известный мне журнал «Ваша крепость» и, по всей вероятности, Фридрих принялся объяснять то ли испытателю, то ли следователю преимущества земельных участков на востоке Корсики в сравнении с побережьем острова Корфу. Я рассуждения на схожие темы с расчетами в цифирках от Фридриха выслушивал. И не раз. «Не имею капиталов, - говорил я, - а потому расчеты ваши для меня пусты…» Ссылки на финансовую несостоятельность Фридриха раздражали. «Все будут иметь капиталы!
– кипятился он.
– Все обязаны построить виллы даже и на Фолклендских островах!» На вопросы, отчего он сам так и не приобрел ни виллы, ни земельного участка у теплых вод, ни тем более замка,

Фридрих отвечал, что еще не сделал выбор, пока, увы, не обнаружилось наиболее выгодное для него предложение. Ко всему прочему при его убеждении, что капиталы («такое время!») обязаны объявиться у каждого, сам своих капиталов, юрких, как хорьки, удержать при себе не мог. То прогуливал их, то пропивал, то тратил на девок из подворотен. Нынче он, похоже, допекал своими средиземноморскими проектами то ли летчика с корейским прошлым, то ли соблюдателя государственных значений.

И видно, допек. Сосед Фридриха вскочил, в руке его краснел том из собрания сочинений, какое и у меня дома стояло на полке, и заорал:

– Была бы баба ранена! Но шел мужик с бараниной!

Как и в прошлые случаи декламатор отчего-то не посчитал нужным произнести вторую и конечную строки четверостишия. А четверостишие было такое: «Была бы баба ранена, зря выло сто свистков ревмя, - но шел мужик с бараниной и дал понять ей вовремя». А иначе бы поездом бабу разрезало по пояс. А мужик был «средняк». Середняк, по-видимому.

– Коля! Прекрати!
– возмутилась Людмила Васильевна.
– Опять ты со своей бараниной! Терпение лопнет!

– Терпение у всех лопнет! У милостивого народа лопнет! Вилами по виллам! Придет мужик с бараниной! Проявит себя и третья сила! Проявит и укажет: «Каждый знай свой шесток! И он не на берегах Сардинии!». А баба-то уже ранена!…

– Коля, если не прекратишь дискуссию, - заявила кассирша, - третья сила тебя отсюда выведет.

И Коля притих.

– Какая такая третья сила?
– спросил я. И скорее всего себя спросил, а не кого-либо еще.

– Не берите в голову, - сказал Арсений Линикк. И распорядился: - Сонечка, нам еще по кружке и по бутерброду.

Но не брать третью силу в голову я не смог. Какая такая третья сила, по мнению притихшего Коли, возьмет и проявит себя? Не бочка же «Бакинского керосинового товарищества»? Мысль о бочке была, естественно, глупейшей. Но если брать высокие категории, то для меня в бытии существовали две силы. Добро и зло. А третья сила - что это? В чем она? Или в ком? Не в здешних ли ярусах пребывает она, копится, мается или мерзнет в томлении, в необходимости проявить себя? Или это просто Сила? Не первая, не вторая, не третья. А Сила. Просто Сила. Неведомая нам. Неведомая мне. «Вы об этом узнаете позже», - сейчас же прозвучало во мне. И я успокоился.

Столик с Фридрихом вскоре оказался рядом с нашим. Прорицатель прихода третьей силы спал, уложив голову по соседству с пустым стаканом, похрапывал. Фридрих пожал мне руку и попытался всучить журнал «Ваша крепость» с сиреневыми закладками, порыв его я не уважил, спросил:

– А что это за рисунки на салфетках?

– Побережий там нет, - сказал Фридрих.
– Остались от дамы, сидела до меня…

Я рассмотрел рисунки. Барышня Летунова изобразила на бумажках шляпки, с полями и без полей, с лентами и с цветами. Два ее наброска были перечеркнуты. На одной из салфеток, видимо, рука любезного кавалера вывела одобрительное: «Шляпница!!! Прелесть!»

Времени на просмотр фасонов модистки хватило на то, чтобы столик с Фридрихом Малоротовым исчез. А с ним уехали и средиземноморские соблазны.

И сейчас же возникли в поле зрения, но не за столиками, а в проходе между ними два возбужденных персонажа. Дама и не раз виденный мною рядом с Андрюшей Соломатиным пройдоха. Мне даже показалось, что я ощутил особенности их появления в Щели. Дама словно бы вывинтилась из подземных помещений или ярусов Щели, вертлявый же пройдоха, напротив, будто бы свалился с Луны. Или с какого-то предмета, по нечаянности зависшего над Землей. Вид он имел человека очумевшего. А возможно, разыгрывал из себя клоуна, по роли - залетевшего в Щель с небес. Голову его заострял колпак звездочета, ноги же были одеты в известные мне шутовские туфли-пигаши. К пигашам совершенно не подходили брюки галифе, к тем были бы хороши сапоги, а так костлявые ноги лицедея у щиколоток оставались неприятно открытыми. В одежде возникшей из подполий дамы изъянов не было, оделась она будто для похода в гости или в театр. А я вспомнил: даму эту, как и барышню Летунову, я наблюдал в Консерватории на концерте Щедрина, и спутником ее был не кто иной, как Сергей Максимович Прокопьев, в тот вечер мрачный и напряженный.

Видно было, что и пройдоха в пигашах, и спутница Прокопьева появились в Щели, хоть и одновременно, но сами по себе, по отдельности, без сговора и назначения свиданий. Но оглядевшись, они бросились в одну сторону. К нам. Пройдоха к кассирше, а дама - к Арсению Линикку. Пройдоху интересовал Соломатин, даму же - пружинных дел мастер.

– Ой-ой-ой!
– всплеснула руками Людмила Васильевна.
– Арнольд! Откуда же я могу знать, где бродит этот твой Соломатин?

– Вам обо всем ведомо, Людмила Васильевна! Вы же не просто кассирша!
– заявил пройдоха и будто бы ручку готов был целовать госпоже у кассового аппарата.
– Богатырского вам здоровья, и чтобы расцветали все ваши яблони и груши! Только я не Арнольд. Мое имя Ардальон. Ардальон Полосухин. Впрочем, вы можете называть меня и Арнольдом. Или даже Альбертом. Имеете на это право.

И тут он повернулся ко мне и сказал:

– Кстати, профессор, я не только наверху был, но и внизу побегал и видел, как подполковник Игнатьев по известному в Камергерском делу ведет допрос красавицы Олёны Павлыш. И не допрос это вроде, а милая беседа…

Произнесено это Полосухиным было так, будто мы с ним были знакомы и не только знакомы, а имели доверительные отношения, и мне сейчас чрезвычайно важно было узнать о том, какие сведения раздобывал подполковник у несчастной девицы.

– Вряд ли он что-либо выведает у нее про Альбетова, - сказал Полосухин, но уже - в воздух, обо мне он моментально забыл и продолжил разговор с кассиршей.

А ввинтившаяся в Щель дама в красной каскетке-бейсболке, несмотря на зимнюю пору, яркая, но отчасти вульгарная (по моим старомодным понятиям) теребила вопросами Линикка и была недовольна тем, что он ее не узнает.

– Ну как же вы меня не узнаете? Я - Нина. Вы ведь тот самый Гном Центрального Телеграфа, который сидел тогда с Прокопьевым, - говорила дама.

– Это вы меня так назвали, - произнес Линикк, на настырную даму не глядя.

– Я - Нина! Уместнова. У меня тогда были плохие волосы, мне позвонили, я заревела, а Сергей Максимович предложил мне помощь.

– Я не помню, - сказал Линикк.

– И позже вы со мной разговаривали…

– Я не помню. Но теперь-то вам от меня что надо?

– Где сейчас Сергей Максимович Прокопьев?

– Вот тебе раз!
– взглянул на Нину Линикк.
– А я-то здесь при чем?

– Но как же ни при чем, если вы Гном Телеграфа?

– Оставьте все ваши наглости и фантазии при себе, - сказал Линикк.
– Но, возможно, Прокопьев находится сейчас в поисковой экспедиции с мандатом эксперта Государственной комиссии.