Камиль. Залог
Шрифт:
— Снизу на двери висел, — поясняет Макс.
А я в красках представляю, как сейчас страшно моей девочке. Меня топит ее ужасом. Во рту пересыхает. Сердце вот-вот лопнет. И я бы сдох здесь, наверное, от ломки в ребрах, если бы не острая необходимость найти и спасти ее. Это превращается в инстинкт. Закрываю глаза. Снова вдыхаю запах с ее платья. Рисую себе в голове все места, где мы искали и не нашли пацанов. Ответ лежит на поверхности. Надо только зацепиться.
— Кэм, — трогает за плечо Воскресенский.
Отмахиваюсь от него и продолжаю вспоминать. Меня утягивает в далекое прошлое. Я еще не уехал. Братья совсем
— Я знаю, где они, — открываю глаза.
Макс только удивленно моргает, кивает и сам садится за руль. Забиваю ему адрес в навигатор и тихо посмеиваюсь над собой. Я уверен, что они именно там. Больше просто негде. И все элементарно. По схеме «спрячь на самом видном месте». Только та квартира, она из моей прошлой жизни. Да и расселили там всех. Землю под домами продали и уже частично отстроили новый район в самом современном стиле, но этот дом еще стоит. А я забыл. Забыл, мать его! Как забирал их туда с собой. Там пацаны были просто детьми, а не наследниками огромного оружейного бизнеса.
Они поехали туда, зная, что я о нем не вспомню. Я ведь на столько лет вычеркнул это все из своей жизни.
Блядь! Как же просто!
— Предусмотреть все невозможно, — напоминает Макс. — Особенно в такой многоступенчатой схеме. Погрешность все равно вылезет.
— Ясна не должна была стать этой погрешностью. Кто угодно, Макс. Только не она и только не от них. Я мог бы догадаться раньше. Аяз все время тыкал в меня тем, что я их бросил. Обязан был понять! Она маленькая еще, ты же видел. В ней вложено четкое понимание: «Нельзя трогать». Любое прикосновение постороннего мужика будет приравниваться к насилию. Только мне можно касаться. Они знают! Знают, блядь! — луплю ладонью по передней панели. — А у меня в руке вот это! — сжимаю кружево ее платья. — И я ни хуя не знаю, что они успели с ней сделать! Что за ебаное «или» придумал Алиев! А главное, смогу ли я ее спасти, когда все закончится. Очень хрупкая девочка, Макс. С чувствами нараспашку.
— Мы с тобой отлично знаем тех, кто сможет помочь. А сейчас гаси эмоции, Кэм, и пошли, посмотрим, туда мы приехали или нет.
Кивнув другу, стараюсь продышаться. Скребусь пальцами по груди, где зияет невидимая дыра. Толкаю дверь, выхожу на улицу, оглядываюсь. Столько лет прошло. Здесь все изменилось: запахи, деревья, даже чертов асфальт у нас под ногами. Только этот дом и этот подъезд что-то трогают глубоко внутри меня.
Заходим с Максом, оставляя на улице страховку. Игнорируя лифт, на всякий случай поднимаемся по лестнице, прислушиваясь к звукам из каждой квартиры. Чем ближе мы к той, что нам нужна, тем сильнее колотится мое сердце. Чертов радар, который ведет меня прямо к ней.
Резко останавливаюсь на лестнице. От ее крика на висках выступает пот.
— Вы же братья! Вы его братья! Вы знаете! Нельзя трогать!
Глава 36
Ясна
— Самира, — вжимаюсь спиной в угол, устав от попыток снять плотную повязку с глаз. — Самира, зачем они это делают? — подтягиваю к себе ноги и больше не шевелюсь.
На мне столько чужих прикосновений. Начинаю думать об этом, и паника захватывает власть над моим телом. Оно начинает дрожать от страха и гореть со стыда. Закрывали рот, хватали
Нас выкрали из аэропорта. Глаза закрыли сразу и все, что я могла, это слышать звуки потасовки, глухих ударов и отрывистого мужского дыхания. Потом машина, чужие руки, голоса, которые я узнала практически сразу. И вот мы где-то здесь. Нас просто бросили, как два мешка с картошкой, и ушли, хлопнув дверью.
Руки затекли, кожу натерло грубой веревкой. Я сосредотачиваюсь на этих ощущениях, чтобы погасить панику от другого. Лучше пусть мне будет больно, чем так грязно и стыдно. Знаю, что не виновата, но мне все равно противно ощущать на себе остатки чужого мужского запаха и машины, в которой нас везли.
— Самира, — снова зову свою гувернантку.
— Я здесь, девочка. Здесь, — отвечает хрипло. — Они ничего не сделали с тобой?
— Нет. Я не понимаю, что происходит. Ты понимаешь? Зачем Аяз и Расул делают это с нами?
— Значит мне не показалось, — вздыхает она. — Отключили, засранцы. Сейчас я встану, Ясна. Сейчас.
Прислушиваюсь к звукам, к ее дыханию, к шаркающим шагам. Чувствую прикосновение теплой ладони к щиколотке, еще один тяжелый вздох и повязка с моих глаз сползает на шею.
— Моя хорошая, — Самира обнимает меня, — у тебя платье порвано. Они точно ничего не сделали? — шепчет на ухо.
— Точно. С тех пор как привезли, еще ни разу не заходили. Пить очень хочется.
— Давай сначала развяжем тебе руки. На тумбочке есть пара бутылок воды. Я дам.
С веревками она возится гораздо дольше, чем с повязкой. Переломав половину ногтей, все же развязывает узел. Морщась, прикасаюсь к покрасневшей, местами содранной до крови коже на запястьях. Самира приносит воду. У меня пока не слушаются пальцы. Она помогает мне попить и выливает немного прохладной воды на ранки. Щиплет очень. Дует заботливо. Старается улыбаться, но в ее мудрых глазах застыла тревога.
— Он не простит предательство, — наконец говорит она. — Глупые мальчишки подписали себе приговор.
— Но почему? Я не понимаю, почему они так поступают. Камиль беспокоился о них, он искал.
— Обида, жажда власти и ревность, девочка моя, стали причиной такого поступка. Они так и не поняли, что сделал для них старший брат. Он приехал, чтобы наладить мир и воссоединить семью. Для этого нужны правила. Гордые мальчишки, когда - то безумно любившие его больше, чем отца, не захотели подчиниться. Не приняли. Пошли против семьи. Нет, — она качает головой, — Камиль не простит. Но даже не предательство для них приговор, малышка. Они посягнули на святое. На его душу.
— На душу? — не совсем понимаю, про что она.
— На тебя, детка, — добрая женщина убирает с моего лица волосы и грустно улыбается. — Посидим тихонечко. Он придет за тобой. Вот увидишь.
Мы экономим вторую бутылку воды и старательно прислушиваемся к тихим разговорам за дверью. Разобрать что-либо сложно. До нас долетают лишь обрывки фраз. Из них складывается ощущение, что братья ссорятся. Но пока мы можем лишь предполагать.
Я обнимаю себя руками, кладу подбородок на колени. Самира сидит на полу рядом со мной и тихо напевает ту самую песню, что успокаивала меня в первые дни пребывания в доме Камиля. Прикрыв веки, сосредотачиваюсь на ее голосе и мне правда становится немного легче.