Камни Рун
Шрифт:
Неприятное открытие я совершил примерно на вторую неделю. В очередной раз разглядывая смутно знакомый потолок я услышал… крики чаек.
В Шамограде были чайки, само собой. Крупная судоходная река, что рассекала город на две части, с одной стороны брала свое начало в большом внутреннем озере, а впадала в море. Столько воды со всех сторон — конечно же в Шамоград залетали особенно наглые и голодные птицы.
Но кричали они тут иначе. Не по-шамоградски, если можно так сказать. Слишком знаком мне был этот птичий переклик, слишком напористо и громко кричали
Внезапная, пугающая догадка рухнула в живот мерзким липким комом, но Ирман, вошедший в комнату, не дал мне исполнить задуманное, а от еды меня быстро склонило в сон.
Но на следующий день идея, пришедшая накануне, полностью захватила мой разум. Вместо того, чтобы кликнуть Ирмана, как я обычно это делал, я аккуратно отбросил в сторону одеяла и стал медленно сползать с кровати, так, чтобы не потревожить руку в лубках и зашитые раны на животе. Получалось у меня это скверно, но что поделать? Я должен был убедиться в том, что крик чаек, что звоном стоял в моих ушах — лишь игра моего собственного воображения.
Наконец-то ноги коснулись пола, я сел на кровати и взял передышку. Надо набраться сил, подползти к изголовью, а там — четыре шага до окна, которое было закрыто плотными ставнями. За окном постоянно шли дожди, так что если в моей комнате и проветривали, то делали это быстро, а Ирман всегда стоял у окна, заслоняя мне весь вид своей задницей, даже если у меня получалось так хитро вывернуть голову.
Я сделал еще несколько глубоких вдохов и выдохов, проверил, не закровили у меня швы под повязками, после чего стал двигать задом к изголовью кровати. Ухватиться за деревянное оголовье здоровой рукой, перенести на плечо вес тела и попытаться встать.
Едва не потеряв равновесие, я все же сумел выпрямиться с преодолеть отделяющие меня от окна шесть футов. Холодными от волнения пальцами, я схватился за створки ставень, отбросил замочек и открыл окно, где меня ждал не Шамоград, а родной Нипс.
От этого зрелища я потерял равновесие и с грохотом рухнул на пол, больно отбив локоть и плечо здоровой руки. Для ран падение тоже не прошло бесследно; брюхо пронзило острой болью, от которой потемнело в глазах, а с губ сорвался тяжелый стон.
— Что тут происходит?! — послышалось из коридора, а в следующий миг в комнату влетел Осиор. — Рей, почему ты на полу?!
Я же не реагировал на учителя, а только зачарованно смотрел на портовый форт, что стоял на холме и стены которого я латал печатями Ур два года назад, проклиная эту магическую повинность, что мне приходилось отбывать за моего наставника… Но как?! Как я оказался тут?! Меня стало засасывать в недра собственной памяти, которая зияла огромными дырами. Что произошло после смерти Императора Форлорна Девятого? Мы уехали из столицы, я получил послание учителя… А получил ли я его? Где Витати? Я видел Ирмана, он меня кормил, и учитель здесь. И Отавия? Как принцесса оказалась в Нипсе? Как я оказался в Нипсе? Ведь мы только уехали из столицы, я только получил послание от учителя… Или не получил? А Витати? Со мной была Витати? Но я видел
Комната закружилась вихрем, превращаясь в колодец памяти, куда я провалился, будто бы в бездонную яму, из которой невозможно выбраться. А на дне этого колодца виднелся камень неправильной формы, испускающий голубой свет, но, сколько я к нему не тянулся — ближе камень не становился, будто бы сам колодец удлинялся, стоило мне только шевельнуться.
Но почему я в Нипсе? Ведь мы только уехали из столицы?..
Глава 11. Кататония
Осиор привычным движением плеча толкнул дверь и вошел в комнату, где жил Рей. То, что осталось от Рея.
Прошло три месяца, они перезимовали в Нипсе и весна уже начала вступать в свои права, но с того момента, как парень встал с кровати и открыл окно, лучше ему не становилось. Большую часть дня он просто сидел на краю кровати и смотрел в сторону окна, вне зависимости от того, были закрыты ставни, или же нет. Будто бы он видел что-то скрытое от чужих взоров, что-то важное.
Иногда Рей поднимал руку, будто пытаясь что-то ухватить, открывал и закрывал челюсть, но ни единого звука они от него за это время не услышали, да и сфокусироваться на ком-либо у него не получалось.
Сначала Осиор, было, подумал на редкий яд и опять вызвал из столицы Лаолисы Бальдура, но лекарь, увидев застывшего в ступоре парня, только развел руками.
— Это дубовая хворь, причем очень тяжелый случай, — покачал головой Бальдур. — Я такого даже не видел никогда.
— Какая хворь? — переспросил Осиор, глядя на застывшую спину Рея.
—Смотри, — ответил лекарь и подошел к парню, — потрогай спину и руку.
Осиор выполнил указание старого друга и положил ладонь на здоровое плечо Рея.
— Что чувствуешь? — спросил Бальдур.
— Руку, — ответил Осиор. — Теплая, обычная рука молодого парня.
— Маги… — выдохнул Бальдур. — Нет же! Ты пальцами пройдись, пощупай! Какая она?
— Твердая, — ответил Осиор.
— Как кованый прут, — кивнул Бальдур. — И спина точно такая же. И, готов спорить на большую монету, с ногами тоже самое.
— Что это значит? — спросил маг, ощупывая твердые, как камень, спину и бедра парня. Рей был хорошо тренирован, Витати его гоняла до кровавого пота, тут он не сомневался, но это напряжение…
— Это главный признак дубовой хвори. Когда все тело становится твердое, как дерево, все мышцы напряжены, постоянно, без причины, — ответил Бальдур. — А сам больной сидит вот так, и не реагирует… Хотя такого я не встречал. Пара больных, что я видел, обычно повторяли за другими людьми, без смысла, просто как эхо, или иногда бросались на домашних, будто демона увидели… Ваш парень не бросался ни на кого? Может, говорил сам с собой? Бормотал что-то?