Камни вместо сердец
Шрифт:
Мой коллега фыркнул:
– Вы хотите сказать: с личным представителем скончавшегося подателя иска.
Барак тем временем подошел к Фиверйиру:
– Ну и груду бумаг ты понаписал!
– Поболее твоей будет, – согласился клерк тоном праведного возмущения, обратив взгляд к узенькой стопке бумаг, принесенной моим помощником.
– Ну, моей-то всегда хватает для нужной работы. Так моя жена говорит, кстати, – отпарировал Джек.
Заметно смутившийся Фиверйир указал тонким пальцем на принесенные им документы:
– Они перевязаны красной лентой. А в суде по делам опеки используется
Он кивнул в сторону черной повязки, которой были перехвачены его собственные бумаги.
Дирик оживился.
– Бумаги подателя иска перевязаны лентой не того цвета? – Он посмотрел на меня. – Мне приходилось слышать о делах, которые отказывались принимать к рассмотрению в Опекунском суде за меньшие ошибки.
– Значит, вы должны сообщить об этом мастеру, – ответил я, внутренне обругав себя за допущенную в спешке оплошность.
– Это я и сделаю. – Винсент расплылся в хищной улыбке.
Дверь суда отворилась, и в ней появился одетый в черное пристав, которого я видел в конторе Миллинга.
– Прошу войти лиц, заинтересованных делом об опеке Хью Кертиса, – нараспев проговорил он. Я услышал, как поперхнулась Бесс. Поднявшийся с места Дирик, шелестя облачением, направился к двери.
Зал суда оказался самым маленьким из всех, в которых мне приходилось присутствовать. Простые, ничем не украшенные стены едва освещали узкие арочные окна, расположенные в высоком алькове. Сэр Вильям Паулит, мастер суда по делам опеки, восседал во главе застеленного зеленой тканью длинного стола. На деревянной перегородке зa его спиной красовался королевский герб. Возле него, опустив голову, сидел Гервасий Миллинг. Пристав указал мне и Дирику места за столом лицом к мастеру. Барак и Фиверйир разместились возле нас. Бесс Кафхилл и преподобного Бротона усадили на сиденья, отделенные от суда невысокой деревянной преградой.
Паулит был облачен в красную судейскую мантию, а шею его украшала золотая цепь, знак полномочий. Он перевалил на седьмой десяток, и его почтенное морщинистое лицо окружала короткая седая борода, подчеркивавшая узкие губы. Большие синие глаза сэра Вильяма светились умом и властью, однако чувства в них не было. Мне было известно, что он председательствовал в этом суде уже пять лет, с самого его основания. До этого он был судьей на процессе над сэром Томасом Мором, a за девять лет до того командовал королевскими войсками, направленными против северных мятежников.
Он начал с едва заметной, обращенной ко мне улыбки:
– Сержант Шардлейк, с мастером Дириком я знаком, но вы впервые посещаете мой суд.
– Да, мастер, – ответил я.
Судья измерил меня взглядом, уже хмурясь. Я понял, что его смущает вмешательство королевы. Коротко кивнув в сторону разложенных перед ним бумаг, он произнес:
– Я вижу странные утверждения. Прошу изложить дело.
Винсент привстал на своем месте:
– Если позволительно обратиться к тонкостям процедуры, мастер, бумаги персонального представителя истца представлены в неправильном виде. Лента должна быть черной…
– Не надо говорить глупостей, брат Дирик, – невозмутимо ответил Паулит. – Садитесь.
Мой противник покраснел, но остался стоять:
– Кроме
– Садитесь же, – повторил председатель суда.
Дирик, хмурясь, опустился на место. Он-то надеялся хотя бы на укоризненное слово в мой адрес со стороны судьи!
Паулит, тем временем, повернулся ко мне:
– Итак, сержант Шардлейк?
Я сделал все, что мог, располагая столь слабыми свидетельствами. Заскрипели перья: Барак, Фиверйир и Миллинг начали записывать. Я рассказал о долгой дружбе Майкла с детьми Кертисов, его добром нраве и репутации хорошего учителя и о серьезной тревоге за Хью после недавнего визита в Хэмпшир. Отметил, что, по мнению матери Майкла, поданный им иск заслуживает срочного расследования.
Когда я договорил, Паулит повернулся к Бесс и с полминуты изучал ее внимательным взглядом. Покраснев, она неловко переминалась на своем месте, но не отводила глаз. Бротон опустил свою ладонь на ее руку, заслужив тем самым неодобрительный взгляд мастера. Наконец судья повернулся ко мне.
– Итак, весь иск основывается на показаниях матери, – проговорил он.
– Именно так, сэр Вильям.
– Смерть истца достаточно странна. Самоубийство… должно быть, он повредился в уме.
Бесс коротко всхлипнула, что Паулит оставил без внимания.
Я продолжил:
– Мастер, событие, лишившее разума этого доброго и достойного человека, должно и в самом деле оказаться серьезным.
– Может оказаться серьезным, мастер Шардлейк. Mожет. – Председатель суда повернулся к Дирику: – Теперь заслушаем представителя мастера Хоббея, каковой, как я вижу, отсутствует.
Винсент поднялся:
– Мой клиент занят выполнением контрактов на поставку леса находящимся в Портсмуте флоту и армии… Дело его имеет общенациональное значение. – Он многозначительно посмотрел на меня и добавил: – Из собственных лесов, должен добавить.
Паулит на мгновение задумался:
– Насколько я понимаю, перспектива брака подопечного не рассматривается.
– Никак нет. Мастер Хоббей не хочет женить своего подопечного до тех пор, пока тот не найдет себе милую по сердцу, – повысил голос Дирик. – Как нам известно, человека, подавшего столь необычайный иск, более нет в живых. Свидетельство его матери представляет собой простые сплетни. A показания преподобного Бротона связаны лишь с предоставлением опеки, состоявшимся много лет назад.
Тут в голосе его появилась укоризненная нотка:
– Эта опека была предоставлена посредством должной и надлежащей процедуры, установленной в Канцелярии по делам опеки, предшествовавшей сему достопочтенному суду.
Вильям кивнул и посмотрел на викария:
– Именно так. Не вижу особой добродетели, сэр, в том, чтобы оспаривать опеку по прошествии стольких лет.
Бротон встал:
– Я говорил истинную правду, свидетелем в том мне сам Господь.
– Не стоит препираться со мной, или я отправлю вас во Флит за неуважение к суду. – Паулит не стал возвышать свой спокойный голос, но сказанные им слова резанули как острый нож. Застыв на мгновение в нерешительности, священник опустился на место. Снова повернувшись к Дирику, судья вздохнул: