Камни Юсуфа
Шрифт:
— Да иноземцы, что у Водьской Пятины к князю привязались, два свена те одолели меня. Так и бегают следом. Я уж устал вид делать, что не замечаю их. Один, пока с Андомой у Гостиного двора говорили, битый час под ногами валялся, мешком прикрывшись, думал, что не замечу его.
— Он же не знал, что ты и затылком видишь…
— Боюсь, как бы в главном деле не помешали… Вертятся под ногами.
— Считаешь, избавиться надо от них? — улыбнулась Вассиана. — Избавиться — шума наделаем, будут искать. Да и зачем? Только руки пачкать. Невелики фигуры. Их использовать надо в наших целях. Чтобы они не за тобой бегали от делать нечего, а по твоим поручениям.
— Хорошо, госпожа, — низко поклонился капитан.
— А теперь иди, — отпустила его Вассиана. — Слышишь, ворота отпирают, да топот копыт. Князья возвращаются. Иди скорее.
Прижимая скорбную ношу к груди, испанец удалился.
Войдя в дом, князь Алексей Петрович сразу же наткнулся на Сомыча, который при свете крестьянской лучины, дабы не привлекать излишнего внимания, азартно резался в зернь с несколькими дворовыми Шелешпанских. Сидели они почти у самого входа, готовые, если послышатся шаги Емельяны Феодоровны, тут же смотать удочки. Запрещенную церковью игру в дом Шелешпанских притащил конюх Мишутка, подглядевший ее в кабацкой бане, где собирались всякая голытьба да пешеходы. Теперь он сам обучал остальных. Рядом с Сомычем приютился Рыбкин, наблюдавший, как подбрасывают косточки с белой и черной стороной и как они упадут.
— Ну, и чья берет? — спросил, несмотря на мрачное состояние духа, Алексей Петрович.
— Чья?! — уверенно откликнулся Сомыч, хотя остальные, оробев, притихли. — Наша, конечно, Ляксей Петрович. Как иначе-то!
— Молодец ты, Сомыч, — похвалил его князь и прошел в сени. Навстречу ему кинулась Вассиана и низко склонилась в поклоне перед мужем.
— Что так задержались, свет мой? Случилось что? — встревожено спросила она. Князь с нежностью обнял жену.
— Да беда приключилась, княгинюшка. Друга моего Юсуфа супостаты покалечили, чуть не до смерти. Я бы свез тебя завтра к нему, поглядела бы, может, помогла чем.
— Конечно, свет мой, — княгиня ласково прижалась лбом к его плечу, — завтра же и поедем. Только знаешь ты, гонец грамоту царскую привез…
— Да, — спокойно кивнул головой князь, — сказал мне уже Афанасий. Что ж, на все воля государева, да нам не впервой — выдюжим. Как Сомыч говорит — где наша не пропадала. Вот сразу после боя к Юсуфу и поедем, так что соберись.
— Соберусь, свет мой, как прикажешь, — поклонилась княгиня.
Вслед за Алексей Петровичем со двора вошел Никита, и, подняв голову, Вассиана встретила его напряженный испытывающий взгляд. Улучив минуту, когда Алексей Петрович отвлекся, Никита подошел к ней и спросил вполголоса:
— Дозволь узнать, государыня, не знакомо ли тебе по жизни твоей прежней в Италии имя такое, де Борджа?
— Де Борджа? — переспросила удивленно Вассиана. — Кому ж в Италии оно не знакомо. Но для нашей семьи де Борджа
— А разве не известно тебе, — продолжал Никита, не отрывая от ее лица внимательного взгляда зеленющих, как у диковинной кошки, глаз, — что прежде, лет этак тридцать назад, галерой твоей, что на Белом озере теперь на якоре стоит, владели именно герцоги де Борджа?
— Откуда ведомо тебе это? — все больше удивлялась Вассиана.
— Сказал мне один пожилой итальянец мимоходом…
— На Белом озере итальянцев нет…
— Как знать теперь, — усмехнулся Никита, — кто там нынче есть… Только он мне здесь, в Москве сказал, когда я ему кинжал показал, которым Юсуфа поранили. Кинжал тоже, оказывается, фамилии де Борджа принадлежит…
— Все может быть, — пожала плечами княгиня, — я кинжала не видала. Показал бы мне, может, и я тебе что более ясно сказала…
— У меня его уже нет.
— Вот как? Что же ты тогда допытываешься от меня? — спросила она с обидой в голосе. — Меня тридцать лет назад еще на свете не было, сам знаешь, а у кого мой отец галеру купил — мне неизвестно, может статься, и у наследников де Борджа…
— У де Борджа нет наследников, это тоже каждый итальянец знает, — сурово прервал ее Никита.
— Почему каждый? — возразила она. — Может, твой собеседник, от которого ты столько сведений получил, что-то и знает, а я, например — нет. Да я и не итальянка, если помнишь… Возможно, отец мой купил галеру у самого де Борджа, а возможно, у кого-то, кто владел ею после них. Ведь не болталась же она в море ничья! Столь дорогая вещица не валяется на дороге, и в море не плавает без хозяина.
— Вот и я спросить хочу, — продолжал настаивать Никита, — откуда же у твоего отца средства взялись, чтобы ее приобрести? Ведь говорила ты, не очень он был богат.
— Не богат, — согласилась Вассиана, — но ведь обеднел он незадолго до смерти. А прежде… Мы хоть и византийские принцы, но знатностью латинским не уступим. Однако мы, греки — православные, а потому, конечно, с де Борджа и Медичи, истовыми католиками, дружбы не водили…
— А не была ли знакома ты с герцогиней Джованной де Борджа? — как бы невзначай спросил Никита и внимательно посмотрел на нее.
— Нет, я же сказала тебе, — начала уже сердиться Вассиана. — Что за дознавание ты мне устроил? Джованна де Борджа намного старше меня. Я еще не родилась, а ее уже в живых не было. Если я ее когда и видела, то только на фресках кафедрального собора в Риме, расписанного Сандро Боттичелли. Все свои женские образы он писал с нее. Вот и все.
Никита вздохнул и потупил взор.
— От чего ты все спрашиваешь меня? — поинтересовалась Вассиана. — Неладное что-то о галере моей узнал?
— Да нет, не о галере, — ответил он негромко и замолчал.
— Ты поручение мое выполнил? — спросила она его строго.
— Какое? — он не сразу понял, о чем речь.
— То, которое нужного человека из кабака или еще откуда, в Москве неизвестного, касалось?
— Нет, — честно признался Никита. — Когда мне было?
— Вот и отправляйся сегодня ночью. Да оденься поскромнее, чтобы глаза-то не мозолить. Андома князя нашего на поединок вызвал, так что медлить нельзя. Мало ли как битва закончится. Подготовиться надобно. Знаю, что не по нутру тебе такие дела, — сказала она, увидев, как переменился в лице Никита, — но это единственное, о чем я прошу тебя. Остальное же предоставь мне. И пришли ко мне старшего свена, если встретишь, пусть отыщет меня.