Камрань, или Последний "Фокстрот"
Шрифт:
Посидев в первом с полчаса, прослушав «вживую» Розенбаума, Новикова и Кузьмина, я пошёл домой – в свой седьмой отсек – готовиться к заступлению. Через полчаса наступит моя очередь сидеть в центральном посту вахтенным офицером. До этого надо ещё успеть собрать личный состав своей боевой смены, проверить его и проинструктировать.
Глава 4 Мичман Гаврилко
После сложного букета миазмов, которые, находясь в первом отсеке, я практически перестал ощущать, во втором дышится необычайно легко. Сёма продолжает сопеть за кондиционером, не удосужившись за это время перевернуться на другой бок. Спорщики из центрального поста перебазировались в кают-компанию и всё ещё пытаются поломать штурмана. Но это бесполезно.
Проходя мимо поста гидроакустика, я заглянул и туда. В тесном, похожем на усечённый пенал помещении рубки, до предела заполненном различной аппаратурой, сидит, обратив взгляд на мерцающий экран, старший мичман Гаврилко. Это самый старый и заслуженный член нашего экипажа. К моменту описываемых событий возраст его уже хорошо перевалил за полтинник, и за плечами Павла Ивановича имелись не менее двух десятков полноценных автономок и длительных боевых служб. Он застал ещё те давние времена, когда наши лодки отправлялись на боевую службу в Индийский океан, заходили в порты Йемена, Сомали, Эфиопии и Чили.
Самый первый свой дальний поход Пал Иваныч совершил вообще в доисторические времена, будучи ещё матросом срочной службы. В пятьдесят восьмом году дизельная подводная лодка 611-го проекта, на которой матрос Гаврилко исполнял обязанности рядового гидроакустика, за четыре месяца прошла 20 000 морских миль! Вдоль побережья Северной и Южной Америки она спустилась до шестидесятого градуса южной широты, то есть почти до Антарктиды, и, выполнив все поставленные задачи, благополучно вернулась на Камчатку.
Поход был организован как научная экспедиция. После запуска первого спутника учёным потребовалось уточнить кое-какие параметры гравитационного поля Земли и произвести необходимые измерения. Надводный корабль для этой цели не годился, так как из-за качки получалась большая погрешность. Было решено отправить подводную лодку с представителями науки на борту – с тем, чтобы, пройдя по заданному маршруту, они замерили и уточнили всё что надо. Подводники и наука с честью выполнили возложенное на них задание партии и правительства. Для этого на протяжении всего пути следования пришлось через каждые 90 миль останавливаться, погружаться на глубину 100 метров и находиться там до окончания замеров. В итоге ко времени возвращения на базу общее количество погружений и всплытий достигло 232! На широте Панамского канала пополнились запасами топлива, воды и продовольствия с поджидавшего в заданной точке танкера. Сменяя друг друга в течение недели, личный состав имел возможность несколько дней отдохнуть на его борту. Не покидали лодку только командир и механик.
Павел Иванович частенько делился с нами, молодыми, своими воспоминаниями об этом походе. Очевидно, потому, что был он для него первым и столь необычным, впечатления оставил самые яркие. Например, именно от Пал Иваныча я с удивлением узнал, что бывают такой силы шторма в Тихом океане во время которых качка в два-три градуса ощущается даже на стометровой глубине. На тридцати же метрах лодку валяет практически так же, как и на поверхности.
Бывали тогда и казусы. На обратном пути, следуя вдоль гряды Алеутских островов, неожиданно обнаружилась работа чужого гидролокатора. Времена были трудные – холодная война и всё такое. Сыграли срочное погружение и приготовили торпедные аппараты к бою. Но вражеская субмарина повела себя как-то странно. На огромной скорости она стала носиться вокруг нашей подводной лодки, оказываясь то с правого борта, то с левого, а то и вообще проплывая над палубой. Почуяв неладное, всплыли. Открыв люк и оказавшись на мостике, командир тут же понял, в чем дело. Фырча и разражаясь звуками, поразительно напоминающими работу гидролокатора ПЛ, средних размеров кит любовно обнюхивал борт подводной лодки – приняв её, очевидно, за весьма привлекательную и интересную во всех отношениях самку. Только незамедлительно запустив дизеля и, что называется, дав газу, подводная лодка благополучно избежала изнасилования.
Прослужив матросом положенные тогда на флоте четыре года, Пал Иваныч остался на сверхсрочную и получил звание старшины. В шестидесятых-семидесятых годах дальние походы посыпались на него как из рога изобилия. Советский военно-морской флот уже представлял собой грозную силу, и наши подводные лодки действительно бороздили просторы Мирового океана. Длительность боевых служб порой доходила до пятнадцати месяцев, а их, как мы помним, у старшего мичмана Гаврилко было не менее двадцати!
Только за один такой поход на не приспособленных к плаванию в тропиках дизелюхах всем членам экипажа надо было давать персональную пенсию и звание Героя Советского Союза в придачу… Ничего подобного, как вы понимаете, Павел Иванович не имел. Единственное, чем облагодетельствовало его государство за многолетнюю и многотрудную службу, – выделило двухкомнатную квартиру со смежными комнатами в панельной пятиэтажке. Это случилось не так давно, лет пять тому назад. А до того времени всё его семейство – жена, тёща и школьница-дочь – проживали на 18 квадратных метрах образцовой коммуналки.
Въехав в новую квартиру и наконец-то получив в свое распоряжение отдельную комнату, Пал Иваныч хотел было уйти на пенсию, выслуга лет давно позволяла, но незаметно подросшая дочь неожиданно вышла замуж и привела домой худосочного, прыщавого одноклассника-мужа. А через пару месяцев вообще разродилась голосистым наследником-внуком. Облюбованная Павлом Ивановичем отдельная комната, как вы понимаете, тут же была отдана молодым, а сам
Пал Иваныч вместе с пока ещё любимой женой перебрался в проходную комнату, где вновь оказался в теснейшем огневом контакте с давно уже ненавистной ему тёщей.
Видя такое дело, старший мичман Гаврилко резко передумал выходить на пенсию. Вновь вставший с необычайной остротой жилищный вопрос решать никто уже не собирался. Записавшись в очередь на расширение, Пал Иваныч сделал то единственно возможное, что было в его силах. Оставалось только покорно ждать, не очень, кстати, и долго: лет пять, ну, в крайнем случае, десять. В этот период единственной отдушиной в жизни Пал Иваныча оставалась служба.
Только здесь, в привычной обстановке, в прочном корпусе подводной лодки он мог отдохнуть от детского крика, от выяснения отношений с женой, у которой на старости лет стал портиться характер, и от позиционной вяло текущей войны с тещей. Кому-то может показаться несколько странным словосочетание «отдохнуть в прочном корпусе подводной лодки», но относительно старшего мичмана Гаврилко ничего странного тут нет. Это был железный человек, настоящий моряк и подводник. Я думаю, что именно про таких людей написал в свое время поэт: «Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей!».
Служить Пал Иваныч решил до тех пор, пока не выгонят, героически не погибнет на боевом посту или не умрет своей смертью. Узнав, какая подводная лодка в ближайшее время должна уходить на боевую службу, он сам напросился к нам в экипаж и был сейчас несказанно рад полученной возможности на полгода оторваться от опостылевшего ему быта и обожаемых родственников.
Перекинувшись с Павлом Ивановичем парой дежурных фраз, я попросил его дать мне послушать шумы моря. Отнёсшись к моей просьбе с отеческой благосклонностью, Пал Иваныч протянул наушники и стал терпеливо объяснять, какие звуки к чему относятся. Затем он включил катушечный магнитофон и продемонстрировал различные шумы в записи. В итоге через десять минут я уже знал, какой звук должны издавать винты противолодочного корабля, атомной подводной лодки, авианосца и даже низколетящего вертолета. Надев наушники и вновь погрузившись в шумы моря, я ничего похожего в оригинале не обнаружил. Война, таким образом, затягивалась на неопределённый срок. На этот же неопределённый срок откладывалось и наше возвращение в базу…
В центральном посту, куда мне скоро предстоит водворяться вахтенным офицером, всё как обычно – тишина и покой. На глубиномере – те же самые пятьдесят метров. Рулевой, время от времени покручивая штурвалом в ту или иную строну, удерживает стрелку репитера гирокомпаса на заданном делении. Боцман делает приблизительно то же самое, но только удерживает стрелку по глубине. При деле и штурман – остро отточенным карандашом делает очередную запись в навигационном журнале. Старпом и приготовившийся уже к сдаче вахты помощник командира контролируют этот нехитрый процесс управления подводной лодкой и вяло переговариваются между собой на отвлечённые темы.