Камуфлет
Шрифт:
– Что молчите про отрыв конечностей?
– Это не отрыв.
– А что же?
– Самые обычные следы взрывного действия.
Родион Георгиевич прямо-таки удержал себя за вожжи, чтобы не подскочить или не стукнуть кулаком в гневе, а лишь сдержанно спросил:
– Могу ли знать, коллега, что обычного в отрывании ног, рук и головы при помофи взрывчатки? Напомните, когда встречались с подобным случаем? Не изволите хоть сообфить, какой тип применялся?
Лебедев горестно вздохнул:
– Да ну вас, увидели что-то в записке
– Благодарю…
– Ну, признавайтесь, что вас так поразило в записке?
– Да с чего взяли?
– С того, что знаю как облупленного, да! Таинственная надпись на латыни будоражит? Дескать, кровавый обрубок и тут же «Первая кровь»? На игры гимназистов похоже… Так скажете?
В дверь вежливо, но уверенно постучали, избавляя Ванзарова от признаний. На пороге возник Джуранский, попросил разрешения доложить и щелкнул каблуками. Мечислав Николаевич никак не мог оставить привычки кавалерийского офицера.
– Списки пропавших лиц проверены, подходящих по полу и возрасту не имеется, – отчеканил ротмистр. – Вы приказали за три дня, так я на всякий случай взял за две недели.
Похвала нашла усердие.
– Также мною опрошен лакей князя Одоленского, – продолжил окрыленный Джуранский. – Он показал, что князь ночевал дома, а проснулся в восемь утра.
– Можно ли верить показаниям слуги? Наверное, выгораживает князя?
– Это невозможно, – усики Джуранского дернулись вверх. – Бирюкин в нашем полку служил «охотником», то есть вольноопределяющимся… Хороший кавалерист был, с лошадьми аккуратен… Исполнителен, жаль не пошел в унтеры после двух лет… Простите… С Пряникова протокол снят.
– Адрес, где проживает, записали?
– Никак нет. Я его в камере запер в Казанском. Чтоб под рукой был. Прикажете отпустить?
Исполнительный ротмистр удалился с распоряжением проверить все пригородные вокзалы на предмет дамы в черном платье с сундуком. Сам же Родион Георгиевич глянул на часы и засобирался.
– Так что про записку? – напомнил Аполлон Григорьевич.
– Коллега, вам показалось, просто жарко и вообфе… – пробормотал на ходу Ванзаров.
Августа 6-го дня, года 1905, около шести вечера, полегче.
Роща в Озерках
Они сошлись. Кусты надежно скрывали от любопытных глаз. Можно не играть холодность, не бояться, что откровенный
– Как мне тяжело… если б ты знал…
– Надо потерпеть.
– Я без сил, боюсь, не справлюсь…
– Постарайся, хотя бы ради меня.
– Делаю все, что могу.
– Обещаю, это не продлится долго.
– Сколько?
– Не больше месяца. Все будет кончено.
– Я впервые боюсь.
– Чего?
– Боюсь потерять тебя.
– Со мной ничего не случится, обещаю.
– Это правда?
– Конечно.
– Что с той женщиной?
– Там приготовлено…
– Хорошо… Поцелуй меня…
– Наше время на исходе. Тебе пора.
– Опять натягивать маску…
– У тебя лишь маска, подумай, как тяжко мне…
– Прости меня… Обними покрепче…
– Тебе пора.
– Постараюсь не сойти с ума от одиночества… Ну, напоследок…
На мгновение они потеряли осторожность.
Наказанием стал вежливый кашель из-за кустов. Краем глаза он заметил силуэт коренастого господина, невежливо разглядывавшего интимную встречу, и опрометью бросился в глубь леска. Он верил, что ветки и сумрак скрыли лица.
Этакие презабавные камуфлеты случаются, господа.
Августа 6-го дня, года 1905, около пяти, еще жарко.
Вблизи Финского вокзала Финляндской железной дороги
Господин неказистой наружности встал на пути. Отличал его влитой сюртук, но не по жаре – вызывающе черного цвета. Незнакомец произнес бесцеремонно:
– Прошу следовать за мной.
Само собой, Родион Георгиевич выразил глубокое возмущение.
Тем же бесцветным голосом субъект в черном сообщил: господину коллежскому советнику не стоит беспокоиться.
Вот уж тут помощник начальника сыскной полиции не сдержался. Это ему беспокоиться? Ну знаете! Да сейчас… Вот, кстати, маячит дежурный городовой…
Черный прервал поток возмущений, шепнув четыре слова.
Ванзаров покорно свернул за угол.
Под уходящим солнцем блистало чудо из чудес – шестиместный мотор! Да еще какой! Шофер в кожанке за рулевым колесом и закрытое купе для пассажиров. В российской столице такие «скакуны» обитали лишь в одной «конюшне».
Дверца распахнулась услугами черного господина.
Совершая посадку в роскошный «Renault» первый раз в жизни, Родион Георгиевич не испугался, но легкий трепет испытал. Согнулся в три погибели, косолапо пробрался через порожек и плюхнулся на диванчик. Дверца захлопнулась. Внутри было как в печке, захотелось немедленно скинуть пиджак. Однако сидящий в моторе господин, казалось, не замечал духоты.