Канал имени Москвы

Канушкин Роман Анатольевич

Фома вернулся в караульное помещение. Ему немедленно обеспечили телефонную связь с Длинным бьёфом. Однако лодка Раз-Два-Сникерс уже покинула шлюз № 2.

— Что будем делать? — спросили у Фомы.

Теперь ближайший телефонный аппарат может быть на промежуточной станции, но туда Раз-Два-Сникерс, скорее всего, не зайдёт. Значит, в лучшем случае Дмитров. И Фома принял осторожное, но единственно верное решение.

— Ждать, — коротко ответил он.

5

Хардов

сидел в одиночестве на нижней ступеньке лестницы у самой воды и казался полностью погружённым в свои мысли. Фёдор подошёл к нему и тихонечко сел рядом. Невзирая на то что они покинули Дубну уже с месяц назад, это была только вторая его ночь на канале. И так же, как и предыдущая, она оказалась полна звёзд. Фёдору нужно было столько всего сказать Хардову, но он боялся и не знал с чего начать. Гид первым нарушил молчание.

— Что происходит между тобой и Евой? — не поворачивая головы, спросил он.

— Ничего, — растерялся Фёдор. И смутился: он ожидал чего угодно, но только не разговора о Еве.

— Я должен доставить её к жениху в Пироговское речное братство, — сказал Хардов.

— Я слышал.

— И я сделаю это. Чтоб не было никаких сомнений.

— Понимаю.

Хардов взял небольшой плоский камушек и бросил его в воду. Прежде чем утонуть, камушек бойко запрыгал по поверхности.

— Я к тому, что, возможно, ты её больше никогда не увидишь, — сказал гид.

— Ладно, — кивнул Фёдор, но это слово оставило во рту прелый, горький привкус.

— Иногда кое-чем приходится жертвовать, друг мой. — Хардов отыскал на ступеньке ещё один подходящий камушек.

— Для чего? — сказал Фёдор. Его короткой, низкой и какой-то очень нехорошей усмешки Хардов, скорее всего, не заметил.

— Для чего? — задумчиво повторил гид. — Честно говоря, что-то в таком духе я и ожидал от тебя услышать.

И он снова швырнул камешек в воду. Раздалось несколько плесков, и всё затихло. А потом где-то очень далеко послышался ещё один всплеск.

Фёдор посмотрел на тёмную воду: круги от камушка ещё не разошлись, и свет от месяца покачивался на поверхности.

— Нет, я понимаю, долг и всё такое, — сказал Фёдор.

И, пожав плечами, прикусил губу.

— Именно из-за этого, «всё такое». — Хардов наконец посмотрел на юношу. — Ты можешь поступить, как легко. Тебе действительно так и будет. Первое время. Но только, друг мой, совсем скоро эта невыносимая лёгкость раздавит тебя. Опустошит и выкинет, раздавленного и больше ни к чему не годного.

Фёдор помолчал. Потом спросил:

— Я вас сильно подвёл? Ну… на болотах?

— Не сильно. — Рука Хардова стала нащупывать следующий камушек, затем застыла; гид пожал плечами. — Мы успели выйти к Ступеням вовремя, так что всё в порядке.

— А мне кажется, не всё в порядке. Мне кажется…

— Кажется — крестись! — рассмеялся Хардов. — Это дурацкая пословица, но, прости, здесь она подходит.

Фёдор отвёл взгляд, наблюдая, как гид запустил третий камушек, а затем пристально посмотрел на Хардова.

— У меня есть невеста в Дубне. Вероника. Так её зовут.

Так что с этим проблем не будет.

— А вот это неверно, — негромко, но жёстко произнёс Хардов. — У тебя нет невесты. Я видел, как она с тобой поступила. В трактире. Был там.

— И что?

— Не прячься за фальшивые обязательства. И не путай их с долгом. Не стоит подменять одно другим.

Фёдор отвернулся и, словно огрызаясь, пробубнил:

— Ничего я не подменяю.

Хардов ему мягко улыбнулся:

— Одно продиктовано трусостью, для другого требуется мужество. Прости за пафос, но я тебя видел, знаю. Внутри тебя этого достаточно. Но чтоб это принять, тоже требуется мужество.

— А вы ведь всё равно не знаете ответа на вопрос, — вдруг сказал Фёдор.

Брови Хардова еле заметно поползли вверх. «Он всегда был таким, — подумал гид. — Внутри него кремень. И… упрямство».

— На какой же? — поинтересовался Хардов.

— Для чего всё это.

Гид кивнул; когда он заговорил, голос его показался не то чтобы усталым, а, может, чуть печальным:

— Очень скоро каждому из нас предстоит ответить на этот вопрос. Я знаю, какой дам ответ. Надеюсь, что знаю, и надеюсь, что не ошибусь. Скоро и ты узнаешь. — Хардов легко коснулся груди юноши. — Ответ внутри тебя.

Снова раздался этот плеск в ночи, только теперь значительно ближе. Было в нём что-то тревожное и угнетающее одновременно.

— Идём, — поднимаясь, сказал Хардов. — Он уже рядом.

* * *

— Капитан, — позвал Хардов, — я думаю, мой друг Ваня-Подарок уже сообщил вам, для чего мы здесь.

— Команда всё знает, — согласился Матвей-Кальян.

— Хорошо. Тому, кто пожелает, завяжут глаза. Если такие есть, об этом надо сказать сейчас.

Кальян обдумал услышанное и снова кивнул:

— Э-э, мы тут поговорили… В общем, конечно, парни напуганы, но никто не хочет пропустить представление.

— Это не представление, Матвей.

— Нет таких.

— Хорошо. Это продлится недолго. Все, кроме меня, находятся в лодке. Ева в каюте. Никто, кроме меня, ничего не говорит. Ничего, Фёдор. Последствия могут быть самыми непредсказуемыми. И пока длится сделка, никто не смотрит Перевозчику в глаза. Я вас не пугаю, но спрашиваю ещё раз: есть те, кто передумал, кому понадобится повязка?