Канал
Шрифт:
— Эванти, — сказал оператор и отключился.
Шауль Кац выключил форсажный режим, пригнул голову и отжал ручку катапульты. Взлетел вверх фонарь кабины; мощным ударом его выбросило наружу, сердце ушло в пятки, внутренности взметнулись ко рту, потом все сдавило потоками воздуха, перехватило дыхание… Были те же, знакомые и страшные ощущения — выживу ли я?!
Наконец, отстегнулось кресло и щелестяще раскрылся парашют. Он вздохнул с облегчением, пошевелил руками и ногами, и подумал, что ему еще раз в жизни повезло. Вися на стропах парашюта, Кац увидел свой «Фантом», точнее его силуэт в бархане, с дымящимся двигателем. Самолет каким-то чудом не взорвался хотя горючего
Теперь предстояло спрятаться и, активировав радиомаяк, ждать вертолетов службы спасения. Если повезет, подумал он, и сгруппировался, приближаясь к земле. Майор Кац приземлился, его потащило парашютом в сторону, вскочил на ноги и стал отстегиваться от строп. Ну, вот и все, подумал он, глядя, на бегущих издалека солдат с автоматами. Не повезло, отвернулась на этот раз удача от полсотни пятого! Спрятаться уже невозможно, вертолета не будет… В памяти возникла картинка родительского дома в Кирьят-Хаим, отец, мама… Он вытащил из кобуры «Беретту» и тут же сунул пистолет обратно — мучительно захотелось жить… Вражеские солдаты приближались, впереди, заметно тяжело дыша, бежал чернокожий мордоворот с автоматом Калашникова наперевес, похожий на нубийца, и Шауль вспомнил, как кто-то из парней рассказывал об ужасах, перенесенных в египетских застенках…Нет, сказал он сам себе, обливаясь потом, мы еще поборемся… Куда же пропал Мени Бример? И выполнил ли боевую задачу Ури Амит, его ведомый?
…Капитан Ури Амит свою задачу отработал успешно. После подавления радаров на переднем крае Суэцкого канала, включая 6-ю роту Фаида, больше двадцати «Фантомов» двумя группами с нескольких направлений под прикрытием «Миражей» нанесли ракетно-бомбовые удары по позициям советской группировки ПВО. Одновременно самолеты отвлекающей группы совершали полет на больших высотах в 30 километрах от позиций египетских ЗРВ вдоль канала с севера на юг и с юга на север. Прицельное бомбометание, в том числе по ложным позициям, было страшным. Советские дивизионы выдержали удары, произвели пуски ракет и уничтожили несколько израильских самолетов. В результате воздушной атаки на один из дивизионов погибли 7 бойцов стартового расчета и лейтенант, командир антенного поста…
Как ни пыталось руководство аппарата ГВС генерала Катушкина скрыть от многочисленной советской колонии факт гибели сразу восьми военнослужащих, все было тщетно. Об этом сообщил "Голос Израиля", кто-то что-то слышал, кто-то занимался отправкой обгоревших трупов в Союз, по военным и гражданским коллективам поползли зловещие слухи…
Шауль Кац сидел на песке рядом со своим парашютом и мучительно вспоминал русские слова, надеясь выдать себя за русского летчика. Других вариантов не было. Но кроме слов «водка» и «Достоевский» он ничего не знал.
Когда египтянин подбежал к нему, майор Кац с трудом встал, бросил под ноги «Беретту» и громко сказал:
— Stop! I am Russian pilot! Ани русий! Stop!!!
Ответом был сильный удар прикладом в грудь, и Шауль упал на спину. Солдаты, оживленно переговариваясь, стали пинать его ногами. Нубиец сорвал с него шлем, и рыжеволосая голова летчика на мгновение остановила избиение.
— Стэна! — крикнул он. — Мумкен, гувва фиалян тайяр русий?! [Может, он действительно русский летчик?! — араб. егип. ]
— Кяддаб, ибн эль-кяльб! [Врет, сукин сын! — араб. егип. ] — заорали солдаты, и игнорируя нубийца, набросились на беззащитного летчика… Шауль Кац перевернулся на живот, сжался в комок, и молча переносил болезненные удары ногами и прикладами…Господи, хоть бы не повредили мой несчастный позвоночник, навязчиво крутилось в голове, удачно перенести два катапультирования и… стать инвалидом из-за этих дебилов… Глупо!
Подкатил джип, и выпрыгнувший из него египетский офицер одним властным движением руки остановил расправу над неизвестным летчиком. Он же, глядя на окровавленного, тяжело дышащего с пересохшими губами пилота, дал ему флягу с водой. Шауль, с трудом обеими дрожащими руками держа флягу и проливая воду, напился и благодарно кивнул офицеру.
— Инта русий? [Ты русский? — ар. яз. ] — спросил тот.
Шауль Кац посмотрел на офицера, стоявших вокруг египетских солдат, оживленно о чем-то говоривших, и промолчал…
Через полчаса избитого солдатами летчика привезли в Фаид. Капитан Набиль, как всегда благоухающий английской лавандой, и с трудом скрывая свою радость — еще бы: такое событие! — приказал оказать пленному медицинскую помощь и привести к нему. Но рыжеволосый пилот не говорил на арабском, личных документов у него не было, хотя все снаряжение косвенно свидетельствовало о принадлежности к Хель Авиру. Летчик требовал водки, и капитан Набиль немного засомневался. Тем более, что на английский язык пленный не реагировал или делал вид, что не понимает. Набиль глянул на белый безликий шлем пилота, его «Беретту» с вытащенной обоймой на столе, вспомнил, что у русских должен быть пистолет Макарова и, нахмурив брови, отдал команду вызвать русского переводчика Искяндера. И тут же — случай-то совсем неординарный — связался с командиром батальона в Абу-Сувейре.
Полещук спустился в блиндаж и увидел рыжеволосого мужчину с перебинтованной головой и ссадинами на лице, небрежно замазанными красным арабским йодом. Человек был одет в летный комбинезон оливкового цвета; на столике лежали его пистолет и еще что-то. Полещук с любопытством смотрел на него. Европейские черты лица, веснушки на светлой коже, характерные для рыжих, слегка крючковатый нос — мужиков с такой внешностью в Союзе полно… Мужчина поднял усталые глаза.
— Искяндер, — сказал Набиль, — он утверждает, что — русский летчик…
— Я — лейтенант Полещук, переводчик, — представился Полещук на русском языке. — Вы русский? — спросил он.
Рыжеволосый, похоже, понял вопрос, но промолчал.
— Ваше воинское звание, должность? Назовите себя, в конце концов! — продолжал спрашивать Полещук, глядя на пленного, а затем — на Набиля.
Шауль Кац смотрел на русского парня в египетской полевой форме, слушал непонятную его речь, догадываясь, что от него хотят, и молчал. Он знал, что потом из него выбьют признание… в страшных условиях египетской тюрьмы… Но это случится потом… Пусть это будет потом…
— Сigarette, — с трудом произнес он, бросивший курить пару лет назад.
Русский протянул ему пачку «Клеопатры» и, глядя на бисеринки пота на лице неизвестного, наполнил стакан водой из глиняной «улли».
Шауль благодарно кивнул, неловко вытащил сигарету, русский щелкнул зажигалкой. Посмотрел на стоящего рядом солдата с Калашниковым.
— Ну, говори!
Шауль Кац глубоко затянулся и закашлялся. Взял стакан с водой, выпил двумя глотками и молча посмотрел на русского.
— Набиль, я не знаю, кто он, — сказал Полещук. — Однозначно — не русский, хотя очень похож. Молчит, ты же видишь… Если бы был наш, то что-нибудь сказал…