Канцлер Мальтийского ордена: Вежливые люди императора. Северный Сфинкс. К морю марш вперед!
Шрифт:
Кутайсов набычился и посмотрел на меня так, что я невольно потянулся к карману куртки, где лежал прихваченный с собой «на всякий пожарный случай» травматический пистолет. Граф, догадавшись, что в кармане у меня находится не карамельный петушок на палочке, отвернулся и больше не пытался со мной заговорить.
Чуть позже подошел генерал-прокурор Петр Обольянинов. Скорее всего, император вызвал его для того, чтобы побеседовать о заговоре и о будущем следствии и суде над заговорщиками. Затем в библиотеке, к моему большому удивлению, появился великий князь Константин Павлович. Он без всяких церемоний подошел ко мне и поздоровался за руку, вежливо осведомившись о здоровье. Я не менее вежливо ответил великому князю, что чувствую себя превосходно (хотя сегодня утром, посмотревшись в зеркало, сделал прямо противоположные выводы) и готов быть полезен его императорскому величеству…
Кутайсов вздрогнул, а Обольянинов с любопытством посмотрел на меня. Видимо, слухи о каких-то таинственных людях, прибывших позавчера вечером в Петербург, дошли и до него.
Наконец, вышедший из дверей царской опочивальни, служившей императору личным кабинетом, камер-гусар Китаев, обычно приводивший в порядок прическу Павла, объявил, что государь приглашает войти к нему.
Павел, честно говоря, тоже выглядел неважно. У меня сложилось впечатление, что он вообще не спал всю эту ночь. Первым делом он подошел ко мне и поздоровался, причем сделал сие явно демонстративно, чтобы показать присутствующим свое расположение ко мне. На Кутайсова он взглянул мельком, даже хотел было пройти мимо, но все же остановился, небрежно протянул руку для поцелуя, а потом, буркнув что-то невразумительное под нос, подошел к Обольянинову.
– Петр Хрисанфович, я попрошу вас остаться для личной аудиенции, как и господина Патрикеева. А ты, – император обратился к Константину, – подожди меня в библиотеке, ты мне скоро понадобишься. Прочих же господ я больше не задерживаю…
Мы с генерал-прокурором остались в кабинете царя. Предложив нам присесть, Павел сообщил – главным образом Обольянинову – о заговоре, который направлен против него, помазанника Божьего, и о тех людях, которые готовят убийство императора. Отдельно Павел рассказал о роли британцев во всем этом деле.
Вряд ли все сказанное Павлом стало для Обольянинова новостью. Скорее всего, ему уже докладывал о заговоре Макаров, глава Тайной экспедиции. Все же гвардейские офицеры были хреновыми конспираторами, и под воздействием винных паров они где ни попадя, словно сороки, трещали о своих намерениях сменить власть в государстве. Вполне естественно, что агентура господина Макарова докладывала своему шефу о подобных разговорах. Но слухи слухами, разговоры разговорами, а более достоверных сведений генерал-прокурор, похоже, пока не имел. Для Обольянинова стало полной неожиданностью то, что государь, оказывается, знает практически все о заговоре, и мало того – имеет даже список его участников. А ведь он, по должности своей, должен был первым узнать об этом.
– Господин генерал-прокурор, – суровым голосом произнес император, – необходимо сделать все, чтобы причастные к этому злодейству лица были пойманы и наказаны. А чтобы успешнее это сделать, я попросил господина Патрикеева и его людей оказать вам помощь. Запомните – их указания вы обязаны выполнять с такой же тщательностью и старанием, как и мои. И если господин Патрикеев доложит мне, что вы не проявили требуемого рвения в розыске преступников…
Павел подошел и взглянул в глаза Обольянинову. Тот побледнел, и на лбу его выступили капельки пота.
Император, впрочем, вскоре сменил гнев на милость и дружески похлопал по плечу генерал-прокурора.
– Я верю, Петр Хрисанфович, что вы сделаете все, что в ваших силах. И Василию Васильевичу, – Павел кивнул в мою сторону, – не придется жаловаться на вас. Ступайте и помните, что я хочу вас видеть на вахтпараде. Там я сообщу всем нечто весьма важное…
3 (15) марта 1801 года. Санкт-Петербург.
Подполковник ФСБ Михайлов Игорь Викторович, РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град»
Васильич с утра пораньше отправился на рандеву с Павлом, а у нас началась веселуха. Не успели наши орлы продрать глаза и умыться, как в Кордегардию заявились портные с аршинами и матерчатыми лентами. Оказывается, император велел им снять мерки с нас, дабы срочно изготовить два комплекта одежды – штатской и форменной. Дескать, мы своими необычными мундирами вводим окружающих нас подданных царя в ненужные крамольные мысли.
Ну, насчет военной формы я готов с Павлом поспорить – его мундиры, скопированные с мундиров прусской армии времен Фридриха Великого, изрядно отстали от общемирового тренда и абсолютно нефункциональны. Как считали специалисты по военной форме, так называемые потемкинские мундиры, введенные во времена императрицы Екатерины Великой, были гораздо удобнее и опередили время лет этак на семьдесят. Больше всего нам не понравились букли и косы. Из-за отсутствия растительности на головах наших бойцов, косы и букли могли быть лишь искусственные.
Я понимаю – для оперативных нужд неплохо было бы иметь комплект местной одежды. Но с другой стороны, чтобы носить костюм начала XIX века, нужна некоторая практика. Человек из нашего времени будет выглядеть в нем, как туземец Пятница, которого Робинзон Крузо нарядил в европейский камзол и треугольную шляпу. Потому я не препятствовал почтенным портным делать свое дело (царский приказ они обязаны выполнить), но о необходимости поголовного переобмундирования решил переговорить с Павлом немного позднее и без свидетелей.
Впрочем, одного из нас пришлось одеть по здешней моде. Герман Совиных, хорошо разбиравшийся в наших электронных девайсах, должен был с утра отправиться в город. Там он с помощью людей из здешней «конторы» – Тайной экспедиции – должен будет проследить за генералом Беннигсеном и, если повезет, подсадить ему «жучка» на одежду. Германа нарядили в одежду мастерового, научили правильно надевать и снимать шапку и штаны. Первое нужно было при общении с «благородными», а второе – если приспичит справить большую или малую нужду. Странно будет, если сопровождавшие его люди станут рассупонивать портки Герману. Посторонние люди, увидев такое, могут их просто неправильно понять.
Совиных для связи снабдили радиостанцией, а для самообороны он прихватил электрошокер, взятый напрокат у запасливого Алексея Алексеевича. Удар током ошеломит «клиента» сильнее, чем удар ножом. Нож – штука привычная, а вот электроника в этом мире пока еще не распространена.
Как мы и предполагали, Беннигсен присутствовал на вахтпараде, но лишь в качестве зрителя. Он сумел, как ему показалось, незаметно перетолковать о чем-то с поручиком Преображенского полка Мариным и сунуть ему в руку какую-то бумажку. Мне стало интересно, что там написано…