Канцтовары Цубаки
Шрифт:
Вспомнив о прошедшем Обоне, я вздрагиваю и, плеснув ликера в отдельную чашечку, подношу его Будде на полочку алтаря.
Тетушка Сусико иногда напивалась в хлам, а Наставница за всю жизнь не взяла в рот ни капли спиртного. Несмотря на все их внешнее сходство, по характеру они различались как небо и земля. Когда им дарили неожиданные подарки, Наставница-Касико всегда сжималась и смущенно извинялась за причиненное беспокойство. А Лепешка-Сусико благодарила так громко и жизнерадостно, что все вокруг расплывались в улыбке.
Стараясь попасть в ритм сверчка, я звоню в алтарный колокольчик. Всего один раз. И складываю руки в молитве.
Похоже, этот
По всему дому, задувая неведомо откуда, гуляют зябкие сквозняки.
ОСЕНЬ
Может быть, осень — то самое время года, когда хочется написать кому-то письмо?
Вот и у нашей конторы заказов на письма все больше.
Как правило, это письма о том, что заказчик затрудняется высказать вслух, а потому решает изложить на письме: любовное прощание, просьба принять пожертвование, сообщение о потере работы, покаяние за пьяную выходку в кабачке и так далее.
Во всей этой веренице деликатных поводов и причин обычное, ни к чему не призывающее письмо — случай редкий и по-своему любопытный.
— Значит, просто письма вы тоже пишете? — повторяет свой вопрос Сонода-сан. — Я просто хотел бы сообщить кое-кому, что все еще жив…
Его голос звучит безмятежно, как ветерок, теребящий траву на вершине холма.
— И кто же ваш адресат? — уточняю я в тон ему, как можно беспечнее.
— Мы дружили с раннего детства. Когда-то я даже обещал жениться на ней, да не сложилось… Я женился на другой, нарожал детей… А на днях случайно узнал, что она тоже нашла себе кого-то и живет с ним счастливо в небольшом северном городке. Так что уже и выяснять между нами нечего. Просто… этим письмом я хочу сообщить ей, что до сих пор жив-здоров, вот и все.
«Тогда почему бы не написать самому?» — удивляюсь я, но вслух ничего не говорю. Похоже, не все так просто.
— Сегодня даже говорить об этом неловко, но… когда-то я и правда очень любил ее. И мечтал прожить с ней до самой смерти. Да только…
Смущенно запнувшись, Сонода-сан опускает взгляд.
За окном щебечут какие-то пташки. Судя по тому, как они клюют землю, задирая хвосты на бегу, — наверное, трясогузки.
Небо дышит осенью все ощутимее. Совсем скоро без керосиновой печки в магазине будет не обойтись.
Я совсем не желаю прерывать разговор, но решаю дать Соноде передышку и выхожу в подсобку заварить чай. С утра удалось купить в кондитерской свежие о-каси с каштанами. Разложив их на бумажной салфетке, выставляю чайник с чашками и десерты на столик для посетителей.
Когда наливаешь тонкой струйкой в старинную чашку черный чай, по деревянному дому растекается особый аромат — чуть терпкий, почти неуловимый, как солнечные лучи.
— Угощайтесь… — предлагаю я в надежде, что это поможет ему собраться с мыслями. Хорошо, если он не из тех, кто отказывается от сладкого.
Потягивая свой чай, я пробую на зуб пышное каштановое блаженство.
«Самое обычное письмо»?
В бесконечном потоке писем, сочиняемых людьми не просто так, «самое обычное письмо» — это просто вызов какой-то!
— Так о чем вы хотели бы написать? Может, о чем-то особенном? — уточнила я, смахивая с губ сахарную пудру.
— Только не подумайте, будто мне все равно… Сгодятся любые темы, кроме любви. Письма она обожает! В студенчестве, когда мы были влюблены друг в друга на расстоянии, она писала мне буквально каждый день. Я же писать не мастак, отвечал ей раз в месяц, не чаще… Но даже тогда она радовалась как ребенок! Тут же сочиняла мне пылкий ответ. И даже вкладывала в конверт какой-нибудь засушенный цветок… Ну а теперь и хотел бы ответить, да получается какая-то переписка за спиной у жены. И сразу руки опускаются…
— Понятно, — киваю я, и он продолжает:
— Поэтому хотя бы почерк пускай будет женским.
— Чей почерк? — уточняю я, совсем запутавшись. — Ее?
Вообще-то любые письма от лица мужчин пишутся мужским почерком. Это железное правило нашей профессии. Но Сонода-сан тут же добавляет:
— Теперь она живет гармоничной, счастливой жизнью. И эту гармонию мне очень не хотелось бы разрушать… Но что, если письмо, написанное мужским почерком, попадется на глаза ее мужу? Наверняка оно его не обрадует. А если писавший еще и мужчина, которого он не знает, вопросов будет хоть отбавляй. Эдак, глядишь, отношения их поползут по швам, и всем станет очень печально, не так ли?
Я энергично закивала головой.
— Но, по счастью, меня зовут Каору. Сонода Каору. Имя как женское, так и мужское… Даже если муж заметит письмо, написанное женским почерком и подписанное «Каору», он просто решит, что это какая-нибудь давняя подруга-однокашница, и ничего странного не заподозрит. Хотя Сакура, конечно, тут же поймет, что письмо от меня… То есть Сакура — это уже ее так зовут. Ту, кому мы и пишем письмо.
— Ну что ж… Пожалуй, все верно! — невольно согласилась я.
Как бы там ни было, прошлое он вернуть не пытается, признаться в любви не рвется. Самое обычное письмо ни о чем, каких множество.
Сонода-сан пригубил уже подостывший чай, и его безмятежная улыбка набухла, словно бутончик камелии.
— Я уже много всего передумал…
Какая все же приятная у него улыбка, подумала я. И какая, должно быть, счастливая эта Сакура-сан, которую ему так не терпится побеспокоить самым обычным письмом…
Налив ему вторую чашку, я уточнила некоторые бытовые детали для описания его повседневной жизни, а напоследок попросила написать официальные фамилию и адрес Сакуры-сан.
— Выйдя замуж, она стала Сакурой вдвойне! — говорит Сонода-сан, пряча улыбку. И записывает на листочке координаты. — Имя с фамилией пишутся по-разному, но звучат одинаково…
Я читаю ее имя: ? ?? — «Сакура Сакура»? [46]
Госпожа Сакура Сакура из маленького северного городка? Откуда это странное чувство, будто я давно ее знаю?
Залпом осушив вторую чашку, Санода-сан неловко указывает пальцем на оставшиеся десерты.
— А вы не против, если я возьму их с собой? — смущенно спрашивает он. — Моя дочка такие очень любит.
46
Фонетические омонимы, различимые только на письме: женское имя Сакура (яп. ?) — японская вишня (Prunus nipponica) и популярная фамилия или топоним Са-кура (яп. ??, букв. «запасные склады», «вспомогательные амбары») — феодальное княжество в Японии периода Эдо (1593–1871), а также современный город в преф. Тиба.