Кандидат
Шрифт:
Ведь смерть — это навсегда. Пугающее слово для молодого человека, задолго до этого смирившегося с мыслью, что это самое «всегда» может быть связано лишь с неизмеримым океаном возможностей и дорог в Галактике тех времён. Всегда — вперёд. Всегда — искать и всегда — находить.
Но никак не терять.
Они с сестрой просидели на неубранной кровати перед пустой панелью инфора почти двое суток. И лишь потом им сообщили какие-то безжалостные люди из спасательной службы, что «трое ребят сильно облучились, но тела удалось извлечь». Сестра вступила с ними в непонятные Рэдди пререкания, из
Потом всё было, как в тумане, неделю или больше, но всё же те дни Рэдди помнил гораздо отчётливее.
Парень был скорее похож на собственный призрак, нежели на того розовощёкого удальца, что ставил рекорды по скорости реакции на юниорских соревнованиях Полиса. Необходимость бороться за двоих фактически легла на хрупкие плечи Эстрельдис. Та буквально разрывалась между неизбежными формальностями и не выходящим из состояния полного ступора Рэдди. Что её только и поддерживало в те страшные дни, так это помощь и искренне сочувствие дружного клана Ковальских. И, конечно же, забота о брате.
Рэдди нуждался в её заботе и ласке больше, чем она, такая взрослая, и самоотверженности Эстры не было предела, последние почести родителям, неизбежные разговоры с родственниками, и надрывные фразы «не трогайте его, пожалуйста». Она помогла ему это пережить, он отчётливо понимал, что собственным будущим душевным спокойствием обязан ей…
Прошло несколько месяцев, всё устоялось, частью переболело, но Рэдди так и не смог забыть роли сестры во всём этом, единый взгляд, брошенный на неё, повергал его в новый океан горечи и тоски. Она для него стала символом. А от символа можно избавиться, только расставшись с ним.
Несмотря ни на что, понимая, что он показывает себя безжалостным самовлюблённым кретином, Рэдди не мог отделаться от этой мысли. Сестра ему напоминала родителей. А это было настолько невыносимо больно, что ни стерпеть, ни промолчать.
Как только выдалась такая возможность, он ушёл из отцовского «семейного склепа», живя понемножку то у друзей, то где придётся. Потом началась его курсантская жизнь. Корпус Обороны дал ему то успокоение, которого Рэдди так долго ждал.
Сестра же… он даже не мог вспомнить, как давно её не видел, по недостоверной информации общих знакомых она продолжала жить в старом доме, жила там одна и никого из родных, как кажется, не принимала. Затворничество это принималось окружающими так же благосклонно, как и его, Рэдди, веселье и гулянки.
Каждому своё, разумно постановило общество и оставило их с сестрой в покое.
Однако, шли годы, Рэдди уже Галактика знает сколько времени обдумывал идею всё-таки проведать сестру, поговорить с ней, спросить, как у неё дела, чем она живёт… Идеи продолжали оставаться идеями. А планы никак не спешили воплощаться в жизнь.
Глава I
Пентарра (окончание)
Рэдди всегда считал себя человеком достаточно гибким, способным приспособиться к той манере общения, которую от него ожидает собеседник. Он даже зачастую в диалоге полуосознанно принимался играть
Таланты эти Рэдди заметил у себя довольно рано, и применять их при необходимости не стеснялся, совершенно не связывая всё это со своими прочими странностями, поскольку всегда и везде он оставался искренним, не мысля даже, что можно нанести человеку даже нечаянный вред. Такого он не допускал никогда.
В Галактике, да и здесь, на Пентарре, ему встречалось множество людей, самых разных, порою — необычных, временами — самых обыкновенных, и всегда он мог найти с ними общий язык. И вот, впервые за всё время, нашёлся собеседник, который ставил Рэдди в тупик.
Каждым своим шагом.
Стоило ему лишь на мгновение зацепиться за раскручивающуюся нить беседы, как тут же его хвалёная концентрация давала сбой, словно сердце на миг замирало, и снова — неведение. Рэдди качал головой, полностью сбитый с толку. Он не понимал.
Странная девушка.
Началось с того, что Оля долгое время не могла найти в доме второй стул.
Чего проще обойти все комнаты, где-нибудь они должны быть, благо места, куда они могли бы нежданно кануть, в идеально убранном доме не было.
Они ходили кругами.
Туда и сюда, возвращаясь на одно и тоже место по сто раз, но не находя злосчастной мебели.
— Слушай, Рэдди, а, может, я его выкинула?
— Куда? — не понял он.
— На улицу. Ну, в окно, например.
По итогам всех изысканий в одном из дальних, явно нежилых помещений было обнаружено сильно запылённое кресло. При общей болезненно-идеальной чистоте в доме это выглядело диковато. Пока гном приводил мебель в более приличный вид, Оля задумчиво следила за его движениями, невпопад отвечая на попытки Рэдди продолжить начатый было разговор.
Когда механизм деловито заурчал и исчез куда-то по своим делам, ему вслед мелькнула ослепительная улыбка, это Оля поблагодарила гнома за работу. Рэдди придвинул кресло к небольшому столику, единственному подходящему для чаепития в этой комнате.
— А вот скажи мне, Рэдди, что такого заключается в порядке, почему люди его так любят?
Каков вопрос, таков и ответ, пробормотал про себя Рэдди.
— Как сказать… наверное, человек нуждается в своего рода символе постоянства окружающих его вещей и вообще, реальности самого его существования.
— Да, но он же понимает, что это всё — лишь символ, порядок, конечно, способен, в отличие от хаоса, внушить кое-какие успокоительные мысли, но он же всё равно слишком изменчив, он сам и наталкивает человека на осторожный интерес к этому самому хаосу. Туда, дескать, и катимся, что ж не поинтересоваться?
Стол постепенно наполнялся пирожными, чашками, чайниками-блюдцами и тому подобной атрибутикой ужина. Взвился парок из носика, зажурчала вода.