Каникулы с дядюшкой Рафаэлем
Шрифт:
Я встретил Юро Ванду и Милана Футко. Они шли кататься на лыжах.
— Пойдём с нами, — позвали они меня.
— Мне что-то не хочется.
— Да у тебя и лыж нету! — воскликнул Милан.
— Я тебе свои покататься дам, — предложил Юро Ванда.
— Нет. Неохота мне.
— Просто на лыжах не умеешь кататься, — ухмыльнулся Милан и оттолкнулся сразу двумя палками.
Не пойти ли мне к Лацо Гельдту? Но мама, уж конечно, будет там меня искать. И я не пошёл к Лацо.
— Винцо, Винцо! —
Оглядываюсь.
— Винцек, ты разве не пойдёшь с нами? — Мне улыбается дядюшка Тауберт с барабаном. — Гм… С чего это ты тут ходишь? Ты именинник сегодня, мы в твою честь играть к вам придём.
— Правда придёте?
— Ну, понятное дело! К каждому Винценту зайдём. И не только к Винцентам, но и ко всем лесорубам. А ты почему надутый какой-то?
— Да нет, я ничего.
— Ну да, я по лицу вижу.
— Озяб немножко, — отвечаю я дядюшке Тауберту.
— Озяб? Разве так холодно? Ты просто плох оделся. Почему ты не надел зимнее пальто?
— Нету.
— Как так?
— Дома оставил.
— Ну вот я и говорю, что плохо оделся. Мы придём к тебе сегодня, сыграем в твою честь.
— А когда? Когда придёте-то? Вечером?
— Вечером. Сегодня славный такой денёк, — говорит дядюшка Тауберт.
— Где там славный! Холодно!
— Это тебе кажется. Зиму через месяц поминай как звали. Ты погляди, воды-то сколько на дороге!
— Дождик идёт.
— Никакого дождика нет. Такое тепло — хорошая примета. Примету знаешь?
— Нет, не знаю.
— На винцентов день воды много — вина будет много.
— А почему?
— Оттепель сегодня.
— Но почему же вина будет много?
— Люди опытные уж знают.
— Но неправда это, наверное.
— Как бы не так! Если на Винцента курица из лужи воды напьётся, значит, в тот год вина много будет… Так ты, значит, не пойдёшь с нами?
— Рудо Кемёнеш вернулся, — еле выговариваю я, потому что у меня в горле стоит какой-то ком.
— Что с тобой?
— Ничего.
— Набедокурил что-нибудь? Признавайся.
— Да нет, ничего.
— Ну так я пошёл.
ГОЛУБЕЙ МНОГО
Я всё ещё бродил по деревне. Мне холодно, хоть и оттепель. Снега ой-ой ещё сколько! А на дороге слякоть. Хоть бы пальто у меня было!
Я нашёл на винограднике сторожку и оттуда давай глядеть на горку, где было полно ребятишек. Они скатывались с бугра на лыжах, на санках. Им-то что, дома их никто не заругает! Может, и побранят, так не побьёт хоть никто.
Анча Фиалова спускалась в деревню по руне. Руна — это такая насыпь из камней между виноградниками. Руны длинные и летом зарастают малиной, но сейчас вся малина под снегом.
Эй, эй! Конечно, это Анча Фиалова. Я сразу узнал её по голосу.
Со стороны Врбинки послышалось пение. Я подумал, что, должно быть, поёт Мишко Штефанец. Как знать, может, ещё водятся у него этакие голуби зобастые — дутыши? Они обязательно у него быть должны: ведь Мишко Штефанец голубей не убивает и не продаёт. А не зайти ли к нему погреться?
Вот я и пошёл.
Мишко высокий, тощий старик. Зимой и летом он носит короткую кожаную куртку и кожаную фуражку. Взрослые к нему не ходят, а порой и смеются над ним. Детям говорят, что нужно уважать всякого человека, а сами друг дружку высмеивают. Кто его знает, может, они голубям Мишкиным завидуют?
Я остановился у деревянной калитки.
Мишко стоял на лесенке, доставал из кармана зерно и давал клевать его голубям прямо с руки.
— Мишко, можно к тебе зайти поглядеть?
— Что? — И старик обернулся ко мне.
— Мне на голубей поглядеть охота.
— На голубей? Много таких найдётся! Вдруг голубь какой-нибудь пропадёт, а я ищи его потом.
— Почему же он пропадёт?
Мишко — высокий, тощий старик. Зимой и летом он носит короткую кожаную куртку и кожаную фуражку.
— Таких, как ты, я уж не один десяток видывал!
— Мишко, а я у тебя ещё ни одного голубя не взял. Если хочешь, я тебе помогу голубятню почистить.
— Голубятню? И другие чистили, да только почти всякий раз после того у меня голуби пропадали.
— А какие? Какой голубь у тебя пропал?
— Какой? Как же я тебе покажу, раз его у меня нет? Если бы голубки не несли яиц, у меня бы все голуби перевелись.
— Голубки и сейчас несутся?
— Много будешь знать — скоро состаришься!
— Мишко, у тебя был такой белый-белый, он ещё пропал у тебя осенью…
— Правда, пропал такой. И осенью, и зимой мои голуби пропадали… Гу-у, — загукал он, и все голуби слетелись к нему с крыши.
— Мишко, да ты с голубями умеешь разговаривать!
— Что?
Он взял в ладони голубя, который сел ему на плечо, и посадил птицу в голубятню.
— Попробуй скажи им что-нибудь, — принялся я его упрашивать.
— Голубям сказать? С голубями разговаривать не след, их понимать надо. А что озорник, как ты, понимает? Приходит такой сорванец с рогаткой, натянет резинку — и птица лежит у моего порога. Я несу её в сад — закопать, а другой головорез просит продать мне птицу для супа. Годится ли голубя в суп класть? В суп хороша и ворона. Ты уже ел ворону?