Каникулы в Санкт-Петербурге
Шрифт:
С тех пор всякий раз, когда Андрей так или иначе сталкивался с понятием «ад» – неважно в каком контексте, – он невольно представлял себе Марианскую впадину и плавающих на ее дне одиноких и наверняка уродливых рыб.
Андрей вообще вспоминал о древних слепых рыбах довольно часто, хотя никогда не задумывался о том, что сам всю жизнь жил примерно под таким же давлением, что и они.
Вот Максима гораздо больше потрясла история про злобного карлика крошку Цахеса, которую они всем классом смотрели в Театре юного зрителя. Максим так ревел,
Максим потом еще долго вспоминал проклятого карлика. И всякий раз в споре о том, хорошо ли быть единственным ребенком в семье, он приводил в пример эту жуткую сказку: будь у него сестра, как у Андрея, ему не страшно было бы ночью, потому что он был бы не один в комнате, и не пришлось бы позориться и идти будить бабушку.
Вообще со сказками у Андрея сразу не заладилось. В детстве ему их не читали, зато таскали по кружкам в таком количестве, что он света белого не видел. Хорошо еще, они с Максимом, подружившись, быстро догадались, что уроки можно прогуливать. Жить стало немного легче.
В сказках Андрею не хватало мотивации – что значит колдун сказал куда-то там идти? Зато к сказкам, где на всякие изощренные подвиги сыновей отправлял царь, Андрей относился благосклоннее. Бедных сыновей он понимал и очень им сочувствовал.
А когда они читали сказку «Счастливый принц», Андрей второй раз в жизни заплакал над книгой. Правда, плакал он не над сказкой, а над собой. Если ты богатый, у тебя все есть и все тебе завидуют, ты должен все отдавать. Но даже если раздашь все, что есть, ты все равно останешься отрицательным персонажем.
Бедный принц-памятник из сказки даже глаза отдал. Но это ничего не изменило, все кончилось скверно, его выкинули на свалку, а потом вообще решили переплавить на что-то другое.
Андрей был богатым. Он очень боялся, что его не будут любить. Отец часто повторял, что в России быть успешным неудобно и некрасиво. Поэтому Андрей старался изо всех сил быть лучшим во всем и при этом вести себя так естественно и непринужденно, что по нему вообще не было заметно, как он на самом деле старается.
В глубине души Андрей страшно обрадовался, что Максим предложил помириться. Но подавать виду было нельзя. В книгах по конфликтологии советовалось в таких примерно ситуациях делать вид, что ссоры не было и вовсе. Так проще и эффективнее всего продолжать совместную деятельность.
Тем более Андрей не смог бы, даже если бы захотел, объяснить Максиму, почему он сорвался. А сорвался он потому, что отец снова как-то уж очень сильно на него надавил. Сестра Юля, как только вышла замуж, оставалась с отцом в одном помещении только в присутствии мужа. Мама ее всячески поддерживала.
Получалось, что Максим был единственным, на ком можно отыграться, тем более отец прошелся и по его поводу тоже: мол, мы те, кто нас окружает. Человека постоянно, в любой ситуации и при любых обстоятельствах, так или иначе оценивают. И время, когда Андрей выгодно смотрелся на фоне своего друга, давно прошло. Пора обрастать новыми связями, а не мотаться в их старый район, чтобы бездельничать с Максимом.
– Мы те, кто мы есть! Что мы есть, что нам есть и что мы едим!
Максим интенсивно работал челюстями, видимо радуясь примирению. Картошка во внушительных размеров картонной коробке таяла на глазах. Андрей был склонен к полноте, поэтому ничего калорийнее капусты не ел и занимался спортом, как бешеный. Так что о его склонности к полноте никто из окружающих тоже ничего не знал.
– Дамблдор какой-то квелый, ты не замечаешь? – спросил Максим, а затем заметил как бы между прочим самым таким непринужденным голосом, что, пока Андрей там скакал по Англии, он с собакой даже на пробежки ходил.
Пес и вправду растянулся на асфальте с самым печальным видом. Детская площадка выглядела сказочно: в темном, с оранжево-фиолетовой подсветкой небе, как бешеная, лупила луна. Отцветший шиповник блестел в свете фонарей тугими узелочками. Поскрипывали под Максимом металлические детские качели. В глубине темных арок, ведущих в освещенные переулки, таял теплый свет.
При таком освещении яркие цвета всяких детских оздоровительно-развлекательных железяк выглядели неуместно посреди глухого двора-колодца с одиноким окном на одной из окружающих площадку стен. На окне в горшочках всегда росли цветы, что добавляло особенную выразительность этой несусветной эклектике.
Сейчас цветочков было не видно, но Андрей точно знал, что они есть, потому что просидел на этой площадке полжизни.
Мосты уже развели, и на несколько кварталов вокруг не было слышно ни одной машины.
– Жара проклятая, – простонал Максим, покончив с картошкой окончательно.
Тему ссоры оба осторожно обходили, потому разговор не клеился. Максима что-то беспокоило, но Андрей пока не решался спросить.
В конце концов Максим опасливо поинтересовался, как у Андрея прошла поездка, и друг радостно поделился, что просто ужасно. Он ни за что не хотел бы жить в Англии.
Когда они закончили увлеченно ругать Лондон и все его окрестности, беседа логически подошла к встречному вопросу со стороны Андрея.
Стоило ему поинтересоваться, как прошла эта неделя у Максима, того прорвало так, что даже лабрадор немного оживился от его жестикуляции. Так Андрей узнал о бедной обманутой Полине.
Глава шестая
#страшноизвестнаякартина
Максим прекрасно понимал, что заврался окончательно, хуже того, он продолжал врать. С появлением Андрея дела пошли, казалось бы, лучше, но выхода из сложившейся ситуации Максим все равно не видел.