Канун Рагнарёка
Шрифт:
– К зиме надо готовиться, – заметил ему Дамиан. – Запасать дрова и провизию. А в семье иметь много детей. Да, мир суров: лихорадки, простуды, чума. Кто знает, что может начаться. Творец не велел рожать двум влюблённым одного первенца. Это ж так и человечество вымрет, сокращаясь каждый раз с новым поколением на половину. Троих, пятерых… – восклицал монах.
– Их надо всех ещё прокормить, – не дал Маркус ему закончить.
– Об этом я тоже уже говорил. Пусть те, кто в достатке, поделится с бедными. Я не призываю богачей отдавать всё состояние и не готов проповедовать всеобщее равенство. Но они должны помнить, что перед Творцом всё равно все равны, – заметил
– Вот я о том же, один – ветреный изменник, другой – ревнивец, не выносящий чужой взгляд на жену. Человек состоит из пороков! Он не хочет нести добро, он хочет побольше нахапать всякого добра для себя самого, – проговорил некромант.
– Ваша правда – люди разные, со своими характерами, – кивал Дамиан. – Кто-то ревнив, кто-то алчен. Но ведь есть и те, кто прислушается. Кто будет добр к ближнему, приютит сиротку, покормит бездомного, оставит себе уличного кота или пса, дав тому кров и заботу, даже если тот неласков и вечно царапается. Зато мыши в погребе не заведутся. Мы же любим наших детей не за то, что они полезные, красивые и послушные. Так и с животными, так и с соседями. Помогай ближнему, если можешь. А не можешь, так подумай, что способен сделать. Не делишься едой – дай дров, почини черепицу на протекающей крыше, дай гвоздей на подкову, посиди нянькой с соседским ребёнком, если есть время. Заодно, глядишь, расскажешь чего полезное, поможешь родителям в воспитании. Люди полны добродетелей. Они способны сочувствовать и сопереживать, оказать поддержку, помочь. На то и дано нам по две руки, а не лишь по одной для себя.
– Какой вы, однако же, идеалист, – откинулся назад Маркус, сложив руки за головой, глядя в небо. – Голова хоть одна… всяко не огры.
– Если император послушает, он может дать дельных советов, как всё это донести до людей. Наши традиции отличаются от того, что в Вольных Городах, – проговорила Анфиса. – Здесь церковные постулаты довольно строгие. Люди редко что-либо жертвуют, мало ходят на проповеди. Но вера в Творца укрепилась, когда начались военные походы. Вероятно, на это рассчитывал архиепископ, одобрив затеи Его Величества на завоевания.
– Вы предпочитаете метод кнута и пряника, – поглядел на неё мессир. – Император идёт с войском. Если не получается, приходят священники, предлагая помощь в восстановлении домов. Понимаете, нет разницы, добрый враг или злой враг. Вас всё равно воспринимать будут врагом. А надо быть другом. Учить доброте, хоть это не так уж и просто. Что ж до ревнивцев, достаточно проповедовать верность. Как только супружеская измена начнёт в умах прихожан восприниматься не чем-то рядовым и обыденным, а чем-то гадким, низким, мерзким и очень постыдным, люди задумаются, стоит ли поддаваться таким искушениям. Любители подраться в таверне пусть получат турниры, где кулачный бой и прочие состязания помогут им раскрыть пылкий нрав. Преступления должны быть описаны не только в законниках. Их должна, в первую очередь, порицать сама церковь.
– Бороться с искушением, говорите? Объясните это магам, которых церковь скрутила по рукам и ногам. Как с детьми малыми: сначала их учат ходить и говорить, а потом всем родителям выгоднее, чтобы их чадо сидело да помалкивало. Смекаете, о чём я? Академию Магов скоро просто прикроют. Чародеи Империи будут как вы. И мессир, и волшебник в одном. А без церковного сана – ни-ни. Или добровольное заключение, или изгнание, или смерть. Поэтому вас и вызвали. Об этом хочет с вами поговорить наш прозорливый император. Вскоре маг, отказавшийся быть священником, не получит и выбора. Сразу ему будет приписана смертная казнь. И вот когда Лор де Рон это подпишет – разразится, помяните моё слово, полноценная гражданская война. И всем будет уже не до Творца. Не до веры.
– Разве ж плохо быть и монахом и чародеем? Но я понимаю ваши опасения и ход мысли, – кивнул Дамиан. – Но опять же, если с детства воспитывать близость к церкви, если учить читать и писать будут только церковные школы, а наставниками морали и нравственности – проповедники и священники, то любой, открывший в себе колдовской дар, будет желать посвятить его только на благо церкви и людям. Священники будут доказывать это словом и делом. Клиру неплохо бы раскошелиться, дабы поднять уровень жизни там, где он резко пал с новыми налогами на снабжение войск. Покажите себя другом. Никто не станет кусать кормящую руку. А затем, встав с колен и окрепнув духом, благодарные верующие сами будут делиться и жертвовать средства Церкви.
– Что ж, попробуйте убедить в том нашего императора, – с нотками недоверия в голосе хмыкнул Маркус.
– Так тихо в осеннем лесу, – через какое-то время воцарившейся тишины отметила девочка.
– В Вольном Краю всегда шумно, ветер срывает листву, перелётные птицы повсюду, – согласился с ней Дамиан.
– Отсюда многие уже улетели. Лишь по вечерам последние соловьи всё ещё поют песни. Сам слышал по дороге к Квинтесберг, – сообщил некромант.
– Вспоминал Мельхиора? – поинтересовалась Анфиса. – Он любил соловьёв.
– Вот что, – приподнялся Маркус в сидячее положение. – Он ведь могучий маг. Способен применять маскировку, менять обличие. Ты должна всегда быть уверена, с кем говоришь. Нам нужно всегда определять, кто есть кто. Точно знать, что каждый из нас – настоящий. Придумай вопрос, чтобы ответ на него мог знать только я. Это в какой-нибудь ситуации спасёт тебе жизнь, если успеешь задать. Что бы ты спросила у Маркуса, сомневаясь в том, кто именно перед тобой? А?
– Где ты познакомился с Мельхиором? Я видела же в видениях, – припоминала девчонка.
– В Академии Магов, меня за скверный характер как-то оставили после уроков, – ответил Маркус, скривившись.
– Вот. А деревня, куда мы отвели малыша, как называлась? – всё погружалась Анфиса в их прошлые приключения.
– Это Шильди, – сразу же ответил ей некромант.
– О! Твоё тайное увлечение. – Блеснул в прищуренных тёмно-зелёных детских глазах хитрый блеск.
– Макеты парусников собирать на досуге… – проворчал Маркус, отвернувшись. – Пора дальше двигаться, а то ночевать придётся в поле, а не в Кутчах, – поднялся он с места, складывая покрывало. – Время идёт, а ты всё так же мало обо мне знаешь? Как интересно…
– Ты о себе не любишь рассказывать, – отметила девочка.
– Сын сапожника, очень поздний ребёнок в семье. Мать-чародейка умерла при родах, прихворала тогда. А отец прихрамывал после службы на флоте, взялся за сапожное ремесло, когда служить уже не мог, да вечно стучал клюкой по полу, требуя то и это, всегда мною был недоволен. Когда дар раскрылся, я только и рад был покинуть дом да пойти учиться в столицу. А когда потом вернулся домой – его уж пару лет как ни стало. Соседи даже весточку не прислали, чтобы явился проститься и похоронить… Вот и всё, что тебе следует знать, пожалуй, – монотонно пробубнил некромант.