Каныш Сатпаев
Шрифт:
Но вернемся в президентский кабинет. Мысленно побываем на приеме. Обычно Сатпаев сам начинал беседу, расспрашивая сперва о житейских делах посетителя. Благодаря этому гость незаметно для себя освобождался от скованности, и, когда разговор переходил на дела, он горячо, с увлечением рассказывал об интересующем его вопросе. Характерно, что никто из сотрудников, коллег не боялся спорить с президентом, защищать свое мнение. Если посетителю удавалось отстоять его, убедить Каныша Имантаевича в собственной правоте, он мог считать, что приобрел верного союзника в лице академика. Однажды поверив в какую-то идею, Сатпаев никогда не забывал ни замысла, ни имени его автора, даже если это была случайная встреча много лет назад.
Но самое главное, президент всеми силами стремился обязательно
«Основным источником электроэнергии для надлежащего освоения горных богатств Алтая должна явиться строящаяся Усть-Каменогорская гидроэлектростанция. Несмотря на решающее значение этой ГЭС в развитии полиметаллической промышленности Алтая, строительство ее продвигается недопустимо медленными темпами. Оно было начато еще в 1939 г. За прошедшие семь лет выполнено только 20 процентов всего объема работ. Чтобы закончить строительство в срок, установленный пятилетним планом, Министерство электростанций Союза должно в 3 — 4 раза увеличить объем ассигнований и выделить нужные материальные ресурсы для строительства этой гидроэлектростанции», — говорил Сатпаев, выступая на сессии Верховного Совета СССР в октябре 1946 года.
Это сказано после завершения комплексной экспедиции АН Казахской ССР в пределы Рудного Алтая, которую возглавлял сам президент. По сути, то было лишь началом большого разговора о подземных кладовых Восточного Казахстана, которые разведывались пока бессистемно и некомплексно, а самое главное, медленными темпами. Через год в Усть-Каменогорске состоялась первая выездная сессия академии с участием Министерства цветной металлургии СССР. Каныш Имантаевич выступил с докладом «Природные богатства Большого Алтая и их значение в народном хозяйстве СССР». Ученые, специалисты министерства долго, обстоятельно обсуждали возникшие к тому времени проблемы этого удивительного края. Полиметаллические руды его давно выявлены. А энергетические ресурсы! Суметь лишь обуздать могучие горные реки. Одна беда: нет еще к этим самым богатствам ни шоссейных, ни железных дорог. Тщательно обсудив перспективы развития Восточно-Казахстанской области, сессия выработала четкие предложения планирующим органам: какие производства должны развиваться в первую очередь и в каком темпе, какие отрасли промышленности будут здесь доминирующими, а какие вспомогательными...
С Рудным Алтаем у президента академии были давние связи. Особенно они окрепли после избрания его в депутаты Верховного Совета республики от Восточно-Казахстанской области. Во время встреч с избирателями — горняками, лесорубами, охотниками, скотоводами — Сатпаев побывал не только в Усть-Каменогорске, Лениногорске и Зыряновске, но добирался и до самых отдаленных горных поселков. Возможно, именно во время этих поездок снежной зимой 1947 года у него впервые зародилась идея об организации выездных сессий академии.
II
Вернувшись
Пробудился он рано, мгла за окном едва начала редеть. Густая, прямо-таки негородская тишина стояла в номере отеля. Но не спалось Канышу Имантаевичу. Сколько ни пытался он заснуть вновь, ничего не выходило — стоило ему смежить веки, как вновь перед глазами возникали силуэты далеких родных гор, бесконечные просторы степей. Не выдержав, он наконец поднялся с кровати и подошел к окну.
Предутренняя столица Англии терялась в густом сизом тумане. Только кое-где смутно прорисовывались в этом мареве каменные громады, похожие на борта гигантских дредноутов. Канышу Имантаевичу вспомнились белые ночи Ленинграда. Когда академик попадал на берега Невы в сезон белых ночей, он часами мог сидеть у окна гостиницы — город, словно взвешенный, безмолвно стоял в легкой дымке. Здесь этого ощущения не было — Лондон действовал подавляюще.
Когда ему сообщили о предстоящей поездке, Сатпаев усмехнулся: а что, если ему припомнят в Англии тот прием, который оказали британским дельцам в Джезказгане осенью семнадцатого года?.. Там помнят, наверное, и об отказе Советского правительства в тридцатых годах допустить англичан «кое-что поковырять в прибалхашских и более отдаленных пустынных безводных степях». А теперь он, коренной степняк, сын кочевника, действительно «поковырявший» в этих краях, прибывает в Англию как почетный гость правительства. И его встречают по всем правилам международного этикета. Вот уж действительно времена меняются...
Советских парламентариев в первый же день их пребывания в Лондоне принял премьер-министр Эттли. Но то был подчеркнуто официальный прием, и гостям трудно было сразу составить представление об англичанах. Они смогли сделать это после встреч с металлургами Шеффилда, жителями Эдинбурга и Стратфорда. Напоследок советских парламентариев пригласил к себе Уинстон Черчилль, недавно ушедший с поста премьера и теперь возглавлявший оппозицию. Принимая делегацию Страны Советов в своем доме, он вел себя подчеркнуто любезно и всем своим видом говорил: я самый большой друг России в Англии. Словно не было незадолго до этого его речи в Фултоне, в которой он призывал к непримиримой борьбе с коммунизмом. Черчилль держался как самый миролюбивый и доброжелательный джентльмен.
Согласно английскому обычаю гости располагались группами с бокалами в руках; стульев в зале не было, лишь возле стен стояли мягкие кресла. Лакеи разносили на подносах сандвичи и предлагали напитки.
Хозяин дома произнес краткий приветственный спич и закончил речь с присущим ему юмором:
— Словом, приглашаю вас на время снять маски официальности и броситься на сандвичи с обычным русским наступательным напором!
Несмотря на старания устроителей приема, оживленной беседы не получалось, — за короткими вопросами следовали односложные ответы. Разделившись по двое-трое, гости негромко разговаривали, в каждой группе присутствовал кто-то из англичан, Каныш Имантаевич стоял в обществе «трех китов поэзии», как он шутя назвал членов делегации, известных поэтов Константина Симонова, Самеда Вургуна и Миколу Бажана. В это время к ним приблизился Черчилль, и Сатпаев ощутил на себе его цепкий взгляд. Повернувшись к экс-премьеру, он вопросительно взглянул на него.
— Мистера Черчилля интересует ваша национальность, — пояснил переводчик.
— Скажите, что я казах.
— Казак?.. Впервые вижу такого казака. Вы меня удивляете.
— Простите, сэр, — сказал Каныш Имантаевич, мягко улыбнувшись, — вы путаете меня с русскими казаками. Я потомок кочевников, гражданин Казахской Социалистической Республики...
И он сжато рассказал о своем народе и географическом расположении казахских земель.
— Скажите, все ли казахи такие богатыри? — спросил Черчилль.