Капабланка
Шрифт:
Увы! Капабланка не сумел! На финише молодой корифей потерпел неожиданное и полное фиаско, в котором больше всех должен был обвинять своего главного врага — самого себя!
Он удачно стартовал в финальном турнире и, видимо, считал, что первый приз у него «в кармане». Исход борьбы решила партия седьмого тура Ласкер — Капабланка (всего было десять туров: пять участников играли по две партии, и в каждом туре один был свободен от игры). Ласкер блестяще играл весь финал, был в идеальной форме и к встрече со своим главным соперником отставал от него только на одно очко.
Капабланка отнесся к решающей встрече с чемпионом мира с удивительным легкомыслием и накануне партии, будучи свободным от игры,
Ласкер же вложил в партию с кубинцем весь свой опыт, все свое искусство и проявил тонкий психологический подход даже в выборе дебютного варианта (см. партию №16). Получив по дебюту худшую позицию, Капабланка, вероятно, все же мог бы добиться ничьей, если бы играл со своим обычным упорством и изобретательностью, но после веселого времяпрепровождения он был явно не в себе и потерпел заслуженное поражение.
Неожиданное поражение деморализовало Капабланку. Он, вероятно, имел в виду именно партию с Ласкером, когда писал шесть лет спустя: «В моей жизни бывали моменты, когда я был очень близок к тому, чтобы считать себя непобедимым. Затем мне наносили поражение, и проигранная партия возвращала меня из царства грез на землю. Нет ничего полезней маленькой встряски в надлежащий момент, и мало есть партий, которые научили бы меня столькому, сколько мои проигрыши».
Но вся эта мудрость печального опыта проявляется далеко не сразу.
И после проигрыша Ласкеру шансы Капабланки на первый приз и особенно на дележ его с чемпионом мира не были утрачены. Однако когда в очередном туре кубинец встретился, играя белыми, с Таррашем, он выглядел плохо — казался усталым и расстроенным, лишенным обычного хладнокровия. Тем не менее он добился дебютного преимущества и предпринял интересную комбинацию с временной жертвой коня, которая должна была принести ему лишнюю пешку.
В этом положении Капабланка грубо ошибся, вместо 13. Лad1!сыграв Лfd1?Последовало 13. ... Сg4 14. Фg3 С:d1 15. С:e5 Фd2!с угрозой мата на e1, которой не было бы при ходе 13. Лad1Капабланке пришлось сыграть 16. f3, и после 16. ... Кh5 17. Фf2 Ф:f2+ 18. Кр:f2 С:c2он остался без фигуры и, несмотря на отчаянное сопротивление, проиграл на 83-м (!) ходу.
В результате трагических неудач Капабланки первый приз достался Ласкеру, с честью поддержавшему престиж чемпиона мира и набравшему 13 1/2 очков из 18 возможных. Только на пол-очка отстал от Ласкера Капабланка, взявший второй приз. Оба они на три и более очка(!) опередили только расправлявшего орлиные крылья Алехина, чемпиона Германии Тарраша и чемпиона США Маршалла.
Всем стало ясно, что вопрос о личном мировом первенстве может и должен решиться только единоборством двух корифеев: Ласкера и Капабланки, для чего надо их помирить.
На заключительном банкете произошла сцена, напоминавшая гоголевское примирение Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем, правда без трагического финала. Слегка подталкиваемый своими друзьями, Капабланка подошел к тоже слегка подталкиваемому Ласкеру, поздравил того с победой и выразил сожаление, что его давнишнее письмо обидело Ласкера. К счастью, Капабланка не пустился в истолкование слова unfair, избежав ошибки гоголевского персонажа. Чемпион мира предложил тост за дальнейшие успехи кубинца, и они дружелюбно разговорились.
ТВОРЧЕСКИЕ ЕДИНОМЫШЛЕННИКИ
Другим важным следствием петербургского турнира была завязавшаяся на нем дружба между Капабланкой и другим гениальным шахматистом — юным Александром Алехиным. Во время турнира они, по-видимому, совместно готовились к партиям и обсуждали теоретические проблемы. Например, Капабланка позже писал, что против Яновского после ходов 1. e4 e5 2. Кf3 Кc6 3. Сb5 a6 4. С:c6 dc«я испробовал ход 5. Кc3, так как несколько раз обсуждал его с Алехиным, который считал его более сильным, нежели обычный ход 5. d4. Алехин и сам применил его впоследствии в том же турнире против Ласкера и получил лучшую партию, которую проиграл лишь вследствие случайного недосмотра».
Совпадение взглядов Алехина и Капабланки показывает, что начавшаяся в 1914 г. дружба между ними имела глубокие творческие корни.
Алехин в своей предсмертной статье, написанной уже после смерти Капабланки, так вспоминает о знакомстве с ним: "Как и все мои современники, я впервые услышал о Капабланке в 1909 г., когда он одержал ошеломляющую по своей убедительности победу в матче с Маршаллом. Капабланке было тогда 20 лет, мне 16. Ни шахматные достижения Капабланки, ни стиль его игры в то время не произвели на меня большого впечатления. Его игра казалась «новаторской», но недостаточно цельной. И тогда, когда Капабланка одержал блестящую победу, со спортивной точки зрения, в Сан-Себастьяне в 1911 г., большинство его партий было выиграно благодаря удивительной тактической изобретательности. Его подлинное, несравненное дарование полностью впервые раскрылось во время петербургского турнира 1914 г., на котором я и познакомился с Капабланкой лично.
Никогда ни прежде, ни впоследствии я не видал — и даже не мог бы вообразить — такой поразительной быстроты шахматного мышления, какой тогда обладал Капабланка. Достаточно сказать, что он давал всем петербургским маэстро фору 5–1 в молниеносных партиях — и побеждал всех! К тому же Капабланка всегда был в прекрасном настроении, был любимцем женщин, отличался великолепным здоровьем — просто поразительный облик! То, что Капабланка в турнире занял лишь второе место, позади Ласкера, следует всецело приписать его юношескому легкомыслию — он уже играл столь же хорошо, как Ласкер".
Утверждение Алехина, что Капабланка уже в 1914 г. играл не хуже чемпиона мира, не является результатом ретроспективного восприятия шахматной истории. По воспоминаниям П. Романовского, Алехин еще летом 1914 г. говорил ему, что он собирается через несколько лет играть матч на мировое первенство с Капабланкой.
— Но ведь чемпион мира — Ласкер, — удивился Романовский.
— Скоро чемпионом мира станет Капабланка, — уверенно ответил Алехин.
Сам Капабланка считал, что в 1914 г. он полностью завершил свое шахматное развитие. «При взгляде на путь, пройденный мною от сан-себастьянского до петербургского турнира, — писал он, — становится ясным, что моя игра непрерывно усиливалась. Окончания партии разыгрывались мною, как и раньше, безупречно, изобретательность достигла апогея, блестящие комбинации и замыслы стали обычным явлением, дебюты я стал разыгрывать значительно лучше и, по-видимому, уже ни в одной стадии партии не имел серьезных недостатков. Как шахматист я, кажется, достиг предела своей силы... Только над дебютом мне предстояло еще много поработать, что и было мною вскоре сделано».