Капер
Шрифт:
Гибралтар прошли при северо-западном ветре и сильном попутном течении. На северо-востоке заметили караван из пяти каравелл, но я приказал не менять курс. Сперва отомстим за захваченный галеон.
Первую эскадру морских разбойников повстречали в Тунисском проливе, который итальянцы называют Сицилийским, на траверзе мыса Бон, одноименного с полуостровом, северным окончанием которого является, — самой близкой к Сицилии точке африканского побережья. Полуостров высокий, узкий и заостренный, из-за чего у меня иногда появляется подозрение, что это Африка показывает язык Сицилии. Смущает только серый цвет скал с редкими зелеными плешинами кустов и травы. Из-за полуострова, подгоняемые попутным южным ветром силой балла три, выскочили
На дистанции чуть больше кабельтова их встретил залп из пушек нашего правого борта. Стреляли низко. Я заметил, как рыжеватые, ржавые ядра «прыгали» по невысоким ярко-синим волнам. Пять шебек обзавелись пробоинами в корпусе, причем две — ниже ватерлинии. Обе остановились и занялись борьбой за живучесть. Еще у одной ядро, подпрыгнувшее слишком высоко, сшибло фок-мачту. Она упала за борт, повиснув на такелаже. Экипаж принялся вытаскивать мачту, потеряв интерес к добыче. С высокими, ровными и гибкими столбами в этой части Африки проблемы. Завозят из Европы, большая часть которой принадлежит врагам мусульман, что сильно удорожает цену товара.
Фрегат сделал поворот фордевинд и с дистанции менее кабельтова обстрелял пиратов из пушек левого борта. На этот раз три шебеки обзавелись пробоинами ниже ватерлинии. У одной ядро попало прямо в форштевень, из-за чего доски обшивки повыскакивали из пазов, и носовая часть стала напоминать начавший распускаться цветок. Шебека принялась довольно быстро тонуть. Если бы была не из дерева, уже бы только весла остались на поверхности. Наши мушкетеры и аркебузиры открыли стрельбу по членам экипажа, мечущимся по палубе. Уверен, что большинство пиратов не умеет плавать. Две менее поврежденные шебеки решили, что не справятся с таким большим кораблем, и легли на обратный курс. Гребли при этом так, что против ветра шли быстрее, чем на парусах при попутном. Им вдогонку, а также по занятым ремонтом пиратским кораблям, полетела картечь из карронад.
Потом мы спокойно, как на учениях, перезарядили пушки и расстреляли ядрами пять поврежденных шебек. Еще одна, у которой сшибло фок-мачту, обрубила канаты, чтобы освободиться от нее, и налегке погребла к берегу. Посланные ей вдогонку два ядра прошли мимо. Затем мы спустили на воду баркас с карательным отрядом. На носу его стоял однофунтовый фальконет, из которого почти в упор расстреливали пиратов, которые теснились на оставшихся над водой частях шебек. Тех, кто уцепившись за обломки досок и бревен бултыхался в воде, солдаты под командованием Бадвина Шульца хладнокровно добивали мечами, топорами, короткими пиками. Затем полузатопленные пиратские корабли подожгли. Добычей стало лишь небольшое количество оружия, в основном холодное. Экипаж фрегата не ворчал, потому что знал, что сперва разберемся с пиратами, а потом сами ими станем.
Дальше мы направились к Бейруту, который теперь важный перевалочный порт Османской империи. В него по суше доставляли товары из районов, расположенных на берегах Индийского океана. Там эти товары закупали наши торговые представители и отправляли в Голландию на наших галеонах.
Во время перехода, когда я прогуливался по квартердеку, ко мне подошел командир морских пехотинцев Бадвин Шульц. Судя по его смущенному лицу, разговор должен быть интересным.
— Что случилось? — спросил я.
— Пока ничего, — ответил он и, прочистив горло, пожаловался тихо, чтобы не услышали матросы, стоявшие неподалеку: — Йорг Кляйн отказывается выполнять мои приказы.
— Не знаешь, как заставить?! — удивился я.
Бадвин Шульц покраснел так, будто его обвинили перед строем в трусости.
— Почему же, знаю, — набычившись, произнес Бадвин Шульц. — Только он говорит, что
— Даже так?! — удивился я еще больше.
Видимо, Йорг Кляйн возомнил, что я буду платить ему всю оставшуюся жизнь, мою или его. Решение напрашивалось само.
— Я не расстроюсь, если в следующем бою он погибнет, — сказал я тихо, чтобы слышал только Бадвин Шульц.
Командир морских пехотинцев оскалил зубы, коричневые от постоянного жевания табака, и кивнул, одновременно подтверждая, что правильно меня понял, и одобряя выбранное решение.
Я запретил курить на фрегате, поэтому пристрастившиеся к никотину жуют порезанные листья табака, часто сплевывая светло-коричневую слюну. Сплевывают строго за борт, за чем усердно следят не страдающий подобной зависимостью боцман Лукас Баккер и его помощники. Пойманного на месте преступления сперва возят мордой по плевку, а потом привязывают к мачте и десять раз плетью закрепляют пройденный урок. За курение на борту — тридцать плетей. Пока к такому запрету относятся спокойно, потому что любителей табака мало. Жизнь научила меня, что любой наркотик невозможно остановить. Сначала на него не обращают внимание. Потом борются с разной степенью жестокости. В конце концов, легализуют, очерчивая довольно гибкие границы. Видимо, это одно из орудий естественного отбора, а с природой бессмысленно спорить и уж тем более воевать.
49
Чем хороши пираты — их не надо искать. Иди себе по торговому пути — и не разминешься. Они выскочили из залива. Двадцать одно судно разного размера и типа, с количеством мачт от одной до трех, но все парусно-гребные. Шебеки с младшими братьями и сестрами, причем от разных отцов. Одиннадцать собрались перерезать нам курс по носу, остальные — по корме. Они шли против ветра, довольно крепкого, хотя и не поднявшего пока волну. Десятки весел мерно поднимались и опускались, толкая суда к цели. В двадцать первом веке я бы подумал, что случайно оказался в районе проведения регаты. Сейчас век шестнадцатый, воинственный, не до мирных соревнований. Именно в этом районе и захватили наш галеон. Сейчас мы постараемся объяснить пиратам, что зря они это сделали. Возвращение на место преступления — пагубная привычка.
Экипаж фрегата, облачившись в доспехи, занимает места по боевому расписанию. Народ у меня бывалый, никому ничего не надо объяснять. Комендоры расположились возле орудий. Открывают пушечные порты, вытягивают из стволов деревянные пробки, заряжают ядрами или картечью. Книппеля сегодня не пригодятся. Мушкетеры и аркебузиры лезут на марсовые площадки. Матросы стоят возле мачт, готовые мигом выполнить мой приказ. Все понимают, что бой будет жестоким. Пираты в плен не сдаются, предпочитают умереть в бою, а не с петлей на шее.
Приказываю повернуть острее к ветру, от берега. Пусть пираты думают, что пытаюсь удрать. Мне нужно растянуть их, чтобы нападали не все сразу. Те одиннадцать, что собирались перерезать нам курс по носу, теперь ближе. Они в свою очередь разделились на две группы, чтобы напасть одновременно с обоих бортов.
Я жду, когда эти группы разойдутся пошире, после чего приказываю повернуть вправо. Шесть шебек — ядро пиратского отряда, — идущие плотной группой, оказываются на прицеле у наших пушек. После залпа черный густой дым сдувает в сторону пиратских судов. Кажется, что именно этот дым и принес ядра, которые разбивают корпуса трех шебек. В ответ летят ядра из полупушек и фальконетов. Целились в корпус, надеясь пробить его. Тогда бы фрегат набрал воды и замедлил ход. Пираты не учли, что борт моего корабля может прошибить только тридцатишестифунтовое ядро или больше и только на «пистолетной» дистанции. Фрегат поворачивается левым бортом ко второй подгруппе, в которой двухмачтовые суденышки, и точным залпом с дистанции около кабельтова основательно повреждает четыре из пяти.