Капище (Чечня-1996)
Шрифт:
– Исмаилов тоже платит?
– Все платят друг другу. Но он раз в месяц отдает три тысячи долларов, и его машины беспрепятственно ездят, когда хотят, и с чем хотят. Если, конечно, колонны идут, то здесь дополнительно платят. Большой бизнес большие деньги.
Тем временем мы вырулили из каменного лабиринта блок-поста и выехали на дорогу.
– И часто катаешься в Чечню?
– Бывает, - уклончиво ответил агент.
– А пистолет тебе зачем?
– Бывает, - снова усмехнулся Мустафа.
– А второй?
– Бывает. Вы
Через триста метров стоял блок-пост, оборудованный уже на чеченской территории. На русском, английском и чеченском языках было написано "Таможня".
В российскую сторону смотрел счетверенный зенитный пулемет. Грозная "игрушка", при желании, от нашей "Нивы" через двадцать секунд могли остаться лишь лохмотья жести.
Мустафа остановил машину и посигналил. Вышел заспанный чеченец. Форма смесь милицейского и армейского обмундирования, на голове спортивная шапочка, перехваченная зеленой лентой. В руках автомат со сдвоенными рожками. Калибр 7,62. На поясе - кинжал устрашающего размера: головы, наверное, удобно рубить неверным. Подсумков для запасных магазинов и гранат для подствольника не было, Воин джихада, мать его!
Руки зачесались, было желание убить его. Нельзя, Леха, нельзя. Страх бился внутри. Смесь страха и ненависти бушевала во мне. Спокойно, Алексей Михайлович. Ты сюда приехал не для того, чтобы мстить за своих друзей. А лишь за деньгами. Сука ты конченная, Салтымаков, за бабками приехал! А ведь несколько месяцев назад воевал и нехерово воевал. Сука, продал память друзей из-за вонючих денег! Тварь ползучая!
Я отвечал сам себе, что когда будут деньги, я помогу, кому смогу помочь. Организую лечение, протезы, и еще много чего хорошего. Сам себя оправдывал в собственных глазах. Но деньги-то Дудаева, заработанные на крови, на костях твоих друзей, братьев, которые прикрывали тебе спину в бою, а ты!..
Все это мгновенно пролетело у меня в голове.
Мустафа не глуша двигатель, вышел из машины, расцеловался с таможенником независимой Чечни, вынул из кармана приготовленные десять долларов, передал их. Потом они что-то весело начали обсуждать.
– О чем говорят, Андрей?
– Спрашивает, кого везет. Мустафа отвечает, что журналистов, будут писать, как военные хреново воевали в Чечне, и поэтому все проиграли. Смеются, что русские никогда не умели воевать, и что через несколько лет вся Россия войдет в состав Ичкерии. Спокойно, Леха, ты разве что-нибудь другое ожидал здесь услышать?
– Да нет, ничего нового. Все то же самое! Что еще говорят?
– Говорит, что будут брать интервью у пострадавшего населения. Таможенник предлагает взять у него интервью, сейчас, мол, зайдем на пост, и он нам даст интервью, каждому по очереди, нам понравится, будем еще просить, а потом он разбудит своих товарищей, и они нам тоже все по очереди дадут такое интервью, что потом нас с этого поста не выгонишь, потому что мы не видели настоящих мужчин, а женщин здесь не хватает. Просит Мустафу оставить нас ему на пару дней. Ржут как лошади. А Мустафа говорит, что у него договор, не может оставить журналистов, иначе у него имидж будет подпорчен.
– Как нам повезло с тобой, Андрей, что Мустафа так хлопочет о своей репутации, а то бы сорвалась вся наша операция в самом начале.
– Это точно. Все, попрощались, Мустафа возвращается.
– Ну что, куда едем?
– Мустафа был весел.
– Предлагали вас оставить на блоке...
– Знаем, видели, - мрачно сказал я.
– Так вы по-чеченски понимаете?
– удивился агент.
– Нет, но у твоего визави была такая оживленная жестикуляция, что трудно было не понять, зачем он предлагал нас оставить у себя. Они что тут, все педики?
– Почему педики?!
– оскорбился Мустафа за своих земляков.
– Ни у меня, ни у кого не возникает мысли изнасиловать мужчину, а этих так и тянет.
– Э, это всего лишь шутка, да и женщин здесь нет, вот так и шутят.
– Все равно шутки педерастические у твоих земляков. Надеюсь, ты не такой?
– Нет, - он был серьезен.
– Куда едем?
– Через три километра сверните налево, -ответил сзади Андрей, сверяясь с картой и рассматривая окрестности через окно автомобиля.
Дорога была разбита, вся в рытвинах и ухабах. От асфальта остались жалкие заплатки по краям того, что некогда называлось дорогой. Мустафа уверенно рулил по этому полигону, было видно, что не первый раз он едет здесь. Скорость для такого покрытия была высокая - около тридцати километров. Нас подбрасывало на кочках, мотало из стороны в сторону, но наш водитель не обращал на это ни малейшего внимания. Включил магнитофон, оттуда понеслась чеченская музыка, для меня она была как красная тряпка для быка. Не нравится мне творчество чеченских поэтов и музыкантов, ну не нравится.
– Мустафа, выключи, - попросил я сквозь зубы.
– Не нравится?
– ехидно спросил он.
– Не нравится, - подтвердил я.
– Наслушался в свое время аж до рвоты.
– А у меня больше ничего нет.
– Значит, поедем молча, без музыки, следи за дорогой.
– А что за ней следить, я тут могу с закрытыми глазами ездить!
Через некоторое время Андрей подал голос:
– А теперь налево, вон за теми соснами будет грунтовая дорога и по ней около пяти километров.
– Не поеду!
– затормозил машину Мустафа.
– Почему?
– в голосе моем звучало раздражение, мне еще фокусов агента не хватало для полного счастья.
– Вы меня убьете!
– Мустафа, ты хоть старый, и тертый жизнью, а дурак!
– я рассмеялся и откинулся на спинку сиденья.
– На кой ляд нам тебя убивать? Ты верой и правдой служил органам, и еще послужишь, ты сам организовал безопасный переход, и получишь за это деньги! А ну-ка, не шути!
– я заметил, как Мустафа полез сзади за ремень.