Капище (Чечня-1996)
Шрифт:
Часовые охраняли лишь главный вход. Но не было полной уверенности, что сама вентиляция не заминирована. Хотя, с другой стороны, если лиса там ходила и вышла живой, есть шанс. Опять много "если", слишком много, за последнее время очень много было у меня этого "если".
Также мы изучали места возможных "сюрпризов". Где могли быть установлены минные поля и гранаты на растяжках. Не нашли ничего, но это не значит, что их не было.
В ближайшую ночь решили попробовать проползти. Нам предстояло спуститься со своего холма, пройти низину, потом метров двести-триста в гору. Стоило духам
6.
Луны, звезд нет, идет мелкий, противный дождь. Самая погода! Часовые забились по норам, расщелинам. Один в двенадцать пошел спать, второй облегчился, покурил и забился между двух раскидистый елей, там у них была установлена скамейка. Очень удобно от дождя прятаться, и нам тоже удобно, нас не видно. Ползем медленно, ощупывая почву перед собой. Можно нарваться и на обычную сигнальную мину, и тогда все вокруг взорвется десятком осветительных ракет и разбойничьим свистом. Красиво в мирной жизни, фейерверк, мать его, а здесь - гибель. Ползем аккуратно, но по возможности ускоряемся.
Андрей отказался оставить в машине фотоаппарат и пленки к нему, а также батареи питания. Все взял с собой. Часть отдал мне. На хрен они ему сдались?!
Вот и склон трава мокрая, скользкая, холодная. Одежда давно уж промокла насквозь. Ползем, по спине струится пот, сверху дождик охлаждает организм. Пить хочется, отстегиваю флягу, делаю глоток. Вперед. С размаха ударяюсь правым плечом о дерево. Бля! Больно! Тру плечо. Кажется, что от удара о дерево грохот был сильный. Затаились, прислушиваемся. Тихо. Птицы в дождь тоже молчат. А может, их стрелки из лука распугали? Тихо. Вперед!
Руками щупаю впереди себя. Горячая волна обдает меня. О, J! Проволока. Руки замерли. Растяжка, не растяжка? Аккуратно, чуть касаясь металла, обшариваю проволоку. Кусок колючей проволоки. Все может быть, могли и "колючке" привязать гранату и мину. От этих гадов всего можно ждать. Приподнимаюсь и переползаю над этой ощетинившейся колючками смертоносным металлом. Оборачиваюсь. Андрей делает то же самое. Не дурак, понимает, что нужно повторять действия ведущего до мелочей. Через час доползаем до примеченного нами ельничка. Прислушиваемся. Из трубы несет теплом. И шумит воздух. Значит вытяжная вентиляция. А какая хрен разница, приточная или вытяжная? Для нас абсолютно никакой.
Подползаю поближе, свечу фонариком в трубу. Ребристые металлические трубы состыкованы в единое целое. Диаметр - метр. Луч фонаря теряется, растворяется в темноте. Андрей подполз, смотрим внимательно, оглядываем стенки трубы. Не видно ни растяжек, ни мин, ни шипов из стен, все покрыто толстым слоем пыли. Пыль не потревожена. Значит, будем ее тревожить! Вперед! На этот раз первым ползет более худой и гибкий Рабинович.
Тридцать метров вперед по прямой, заметен лишь небольшой уклон, потом уклон становится все круче и круче. Ребра жесткости трубы больно впиваются в тело,
Меня охватывает жажда денег. Но впереди вижу только грязные, облепленные кусками земли подошвы ботинок Рабиновича. Иногда крупные куски грязи отваливаются, и я ползу по ним, иногда мелки куски земли отлетают мне в лицо. Неприятно, но ерунда, главное - впереди! Деньги! Деньги! В горле сохнет! Миллион! Два! Все мое! Деньги! Весь мир мой!
Вот уклон достигает угла около сорока пяти градусов, а потом становится вообще почти отвесным. Если бы не эти ребра на трубе, то просто покатились бы вниз колобками. Автомат, что за спиной, летит вперед и бьет по затылку. Черт! Если там большая высота, то лететь вниз башкой приятного мало, развернуться ногами вперед тоже не получается, или маленькая труба или я такой большой!
Вдруг луч фонаря Андрея, который секунду назад метался и отражался от стен, погас.
– Фонарь разбил?
– шепотом спрашиваю я.
– Возьми мой!
– Нет. Пришли! Теперь спуститься надо!
– Высоко?
– Около трех метров. Шею сломать можно.
– Ну, пробуй, я следом. Только тихо. Вниз свети. Мин нет?
– Вроде не видно.
– Ну, с Богом! На спину падай, успеешь перевернуться. А потом перекатывайся.
– Не учи ученого...
– ворчит в ответ Рабинович-Коэн.
Через несколько секунд слышится грохот падающего тела, чуть позже лязг автомата о бетон.
Ползу вперед, вот и конец трубы. Мой фонарь освещает Андрюху, он уже на ногах, потирает спину и зад. Я осматриваю помещение. Небольшое, квадратов двадцать. В нем ничего нет.
– Прыгай, я тебя поймаю.
– шепчет Андрей.
– Отойди лучше, а то зашибу. Автомат прими!
– кидаю автомат.
Поймал. Ну, Господи, помоги! Висеть вниз головой неудобно, кровь приливает к голове. Отпускаю руки, вылетаю из трубы, в воздухе пытаюсь перевернуться на спину. Прикрываю руками голову. Упал на бок, перекатился, гася скорость и энергию падения. Тру бок, ребра целые, но больно же как!
– Пошли!
– шепчет Андрей, помогая подняться.
Из комнаты один выход. Дверь взорвана. Рядом валяются куски троса и какие-то грузы. Система противовесов. Не сумели духи открыть дверь, взорвали. Переходим в другую комнату. Здесь установлены сваренные двухъярусные нары с матрацами, застеленными рыжими солдатскими одеялами. Некоторые сброшены на пол, некоторые отсутствуют: всего на двадцать человек. Два металлических, покрашенных зеленой краской стола, пять металлических стульев. Все сделано на века. Кто здесь жил? Или никто?
Дальше. Что дальше? Оружейная комната. Пустые, разломанные, расстрелянные пирамиды для оружия, стол для чистки оружия, плакаты, как чистить и разбирать-собирать автомат. Потом мы прошли много пустых или заваленных каким-то хламом комнат. Они были разные, и большие и маленькие. В каждой комнате, за каждой взорванной дверью я ждал мешки, коробки, ящики с деньгами. Пока все пусто.
И вот мы попали в большое помещение. Оно было уставлено стеллажами с ящиками, коробками, некоторые были с выдвижными ящиками.