Капитализм, социализм и демократия
Шрифт:
Осуществить национализацию, систематизацию и разработку системы налогов на продажи или налога с оборота. Это должно понравиться тем, кто восхищается Россией. В самом деле, при тех ставках косвенных налогов, которые существуют в России (например, 31 цент на фунт пшеничной муки высшего качества (в Москве, в 1940 г.) или, — учитывая, что перевод рублей в доллары — дело сомнительное, — 62
% розничной цены картофеля, 73 % — сахара, 80 % — соли: (см. Haеnsel P. Soviet Finances //Openbare Financien, № 1, 1946) при населении, сталь отчаянно бедном, как население России, налог на продажу может быть подлинным бедствием; но при умеренных ставках и в такой богатой стране, как США, — это отличный и совершенно безвредный инструмент государственных финансов, особенно полезный в деле финансирования проектов, выгодных исключительно для групп с низкими доходами. С его помощью можно собрать пять или шесть миллиардов, так что никто этого и не почувствует. Но поскольку правительства штатов и местные органы власти должны будут получить компенсацию за потерю доходов вследствие национализации данного налога, — строго говоря, конечно, некорректно говорить о его "введении" — и поскольку к тому же потребуются некоторые изменения существующих акцизов, чистый доход Федерального Казначейства может быть оценен не более чем в 3 млрд. долл.,
Бюрократические органы США обнаруживают все признаки болезни быстрого роста, причем в такой степени, что принятие решительных мер становится необходимым не только в общественных интересах, но и в интересах самой бюрократии. Помимо всего прочего вашингтонская бюрократия еще не нашла своего места. Постоянно случается так, что отдельные ее представители осуществляют свои собственные программы, чувствуют себя реформаторами и ведут переговоры с конгрессменами, сенаторами и членами прочих структур через головы их руководителей. Какая-нибудь идея может неожиданно приобрести характер движущей силы, происхождения которой никто не ведает. Все это может привести лишь к неудачам и хаосу.]. Более того, не так давно страна обнаружила готовность принять законодательство типа закона о восстановлении экономики. А что касается ситуации на рынке труда, то определенный комфорт может быть обретен на основе того, что предлагаемая здесь политика не только не отказывается ни от одного из главных социальных достижений "Нового курса", но и должна обеспечить экономический базис для дальнейшего прогресса. В частности, следует отметить, что закон о "Ежегодной зарплате" представляет угрозу нашим целям только в том случае, если он будет введен, станет осуществляться и финансироваться таким образом, чтобы причинить максимальный вред. Сам но себе он не вызывает возражений [Чтобы проиллюстрировать это, вспомним недавнюю историю. Сторонники "Нового курса" в самом начале 30-х годов с иронией относились к лозунгу "Реформа или Восстановление". Эта ирония лишь доказывает, что их беспокоила доля правды, содержащаяся в этом лозунге. На самом деле как политический лозунг он был абсолютно верен. Однако следует помнить, с какими ошибками и сколь безответственно осуществлялась "реформа". Мы сейчас находимся в таком же положении. И несчастье состоит в том, что вред, наносимый экономическому процессу развития капитализма, — это как раз то, что больше всего нравится в реформах некоторым людям. Реформа, не содержащая подобного разрушительного элемента, была бы для них совершенно непривлекательна. Реформа же, сопровождаемая политикой, обеспечивающей успешное развитие капитализма, была бы для них наихудшим вариантом.].
Даже в этом случае нужна изрядная доза оптимизма, чтобы ожидать, что все эти необходимые изменения осуществятся, или хотя бы рассчитывать на то, что условия, в которые, поставлены отечественные политики, способны вызвать волю к проведению подобной серьезной, самоотверженной работы, не приносящей славы, изобилующей и трудностями, и поистине неблагодарной.
Множеству людей понравилась бы та Америка, которая могла бы возникнуть в итоге такой работы, но они возненавидели бы человека, который ее осуществляет.
4. До сих нор мы ничего не говорили о "проблемах переходного периода".
Фактически они не имеют отношения к нашей теме, за одним исключением: трудности переходного периода могут вызвать ситуации и спровоцировать меры, которые способны на время воспрепятствовать росту производства и полностью лишить смысла наши "оценки экономических возможностей". Самым очевидным и самым серьезным примером является опасность инфляции. Индекс оптовых цен в 1920 г. был в 2, 3 раза выше, чем в 1914 г. И это произошло в результате войны, которая была короче, чем нынешняя, и потребовала не только гораздо меньше товаров и услуг, но и меньше затрат на единицу товаров и услуг. Не было ничего похожего на нынешний отложенный спрос. А налоговые привилегии обеспечили необходимые стимулы к тому, чтобы инвесторы сохранили свои значительные накопления облигаций военных займов.
Что же касается современности, то общая сумма депозитов (срочных и до востребования, исключая межбанковские и депозиты правительства США, за вычетом счетов, которые находятся в процессе обработки) плюс наличность, находящаяся вне банков, составили в апреле текущего года [1946. — Прим. ред.] 174 млрд. долл. (в июне 1929 г. — 55, 17, а в июне 1939 г. — 60, 9). К тому же ничего нельзя сказать о том, какая часть правительственных облигаций, принадлежащих частным лицам, будет обращена в наличные деньги, не для выплаты задолженности, а для иных целей. Любой понимающий человек должен осознать, что означает это в данных обстоятельствах, особенно учитывая потворство правительства безрассудным всеобщим требованиям увеличения денежной зарплаты — ведь инфляция приходит к нам через зарплату [Пусть читатель отметит, что это утверждение вполне соответствует кейнсианской теории и потому будет с одобрением встречено вашингтонскими [то есть правительственными. — Прим. ред.]
Соответствующие долгосрочные прогнозы будут рассмотрены в п. 5.], так и о тех, которые считают, что необузданная инфляция находится уже не за горами. Чтобы подчеркнуть один момент, имеющий отношение к нашей аргументации, и учитывая невозможность удовлетворительного анализа этой проблемы в рамках этой книги, позвольте мне для того, чтобы внести ясность, сформулировать мою личную точку зрения: мне представляется возможным — возможным — поставить цель иметь в 1950 г. уровень цен, превышающий уровень 1928 г. примерно на 50 % (при наличии более высоких всплесков внутри периода). Мне кажется, что будет разумным использовать в этих пределах движение цен в качестве инструмента адаптации; представляется, что боязнь подобного увеличения общего уровня цен, как и страх перед его снижением в последующие годы, сильно преувеличены. Но для того чтобы удержать неизбежное повышение цен в этих границах, необходим ряд мер, причем крайне непопулярных. Все они требуют для достижения желаемого результата опыта и способностей, которых я не вижу. Некоторые из этих мер отчасти должны сократить темп роста производства. Никто не сможет противостоять угрозе инфляции, не препятствуя росту производства. Если же вместо этого не делается ничего, кроме создания другой "Администрации по регулированию цен" и усиленного обложения налогами именно тех доходов, от которых — даже согласно доктрине наших радикалов — не исходит угроза инфляции, и если к тому же зарплата стремится вверх невзирая на последствия, то может сложиться ситуация, при которой Вашингтон обратится к таким неуклюжим и жестким мерам, как девальвация, "замораживание" депозитов, "прямой контроль", преследование "спекулянтов" и "монополистов" или других козлов отпущения, не трогая при этом фермеров. Все это может так спутать карты, что мы окажемся не в непосредственной близости к нашей цели — 200 млрд. долл.
ВНП, а в условиях недоделанного социализма. Это один из вариантов развития событий. Возможны, конечно, и другие.
5. Остается сделать некоторые замечания по поводу того, что для многих экономистов является послевоенной проблемой par excellence [преимущественной — фр.]: как обеспечить адекватный уровень потребления. До сих нор мы действительно видели много причин к тому, чтобы сомневаться в возможности достижения на шей цели — 200 млрд. долл. валового национального продукта в долларах 1928 г. к 1950 г. Но все они коренились в том, что на пути могут возникнуть препятствия, внешние по отношению к бизнесу. Однако вопрос о том, что бизнес сам способен породить подобные препятствия, был поставлен многими экономистами, большинства во из которых, хотя и не все, придерживаются определенных политических и теоретических взглядов. Мы будем называть их термином, ставшим весьма распространенным, — "стагнационистами" [О некоторых общих аспектах теории стагнации см. гл. X.].
Определенный тип теории стагнации был развит покойным лордом Кейнсом. С ее применением к существующей ситуации читатель может лучше всего познакомиться, изучив один или несколько из тех прогнозов уровня послевоенного спроса, которые были сделаны в последние несколько лет [Самые важные из них были критически проанализированы А.Г.Хартом в статье Model Building and Fiscal Policy // American Economic Review, Sept., 1945. Поэтому дальнейшие ссылки не нужны.]. Их авторы согласны с нами в оценках потенциально возможного уровня производства в 1950 г., называя цифры того же порядка, что и наши, так что для простоты мы можем по-прежнему говорить о валовом национальном продукте в 200 млрд. долл. Они даже более оптимистичны, чем мы, в том отношении, что не настаивают на необходимости создания внешних условий, благоприятных для успешного развития капитализма [Признаюсь, я иногда удивляюсь, сознают ли они, какой потрясающий комплимент означает это для частного предпринимательства.], исходя из молчаливого допущения, что сохранятся современные политические, административные и трудовые отношения.
Больше того, я откажусь от всех возражений, которые могут у меня возникнуть относительно их оценок неизбежного минимума безработицы или правильности их статистических методов, я соглашусь также с различными гипотезами, с помощью которых они получают свои показатели чистого национального дохода и располагаемого дохода (общая сумма индивидуальных доходов за вычетом налогов и принудительных неналоговых платежей). Для определенности предположим, что величина располагаемого дохода составляет примерно 150 млрд., а нераспределенные прибыли корпораций — около 6 млрд. [Эти цифры приближаются к тем, которые получены одним из экономистов, оценивавших величину послевоенного спроса. Они не мои. Несовместимы они и с данными, которыми мы пользовались во второй части. Что касается процедуры, применявшейся для прошлых периодов, — здесь гипотезы, конечно, заменены фактами — см. Federal reserve Bulletin, April, 1946. P. 436.
Следует, однако, отметить, во-первых, что эти цифры даны в текущих ценах и, во-вторых, что огромные "чистые сбережения частных лиц" ничего не говорят о норме сбережений для "нормальных" времен и что даже соответствующие показатели для 1937, 1938, 193) и 1940 гг. нельзя использовать некритически, в особенности без учета определения сбережений, принятого Министерством торговли.] Послевоенный спрос, т. е. общая сумма, которую, как ожидается, частные домашние хозяйства будут тратить на потребительские товары (за исключением новых домов), получена на основе данных за период, предшествовавший войне, — скажем, за период 1923–1940, - исходя из среднего отношения между величиной расходов на эти потребительские товары на душу населения и величиной душевого располагаемого дохода (причем обе величины дефлированы по индексу стоимости жизни), с последующим умножением этого соотношения на величину располагаемого дохода в 150 млрд. долл. [Фактически процедура несколько сложнее. Используемые уравнения регрессии содержат также трендовый показатель, который отражает возможные изменения данного соотношения во времени. Кроме того, следует принимать во внимание воздействие отложенного спроса и накопленных ликвидных средств. Но для того чтобы сосредоточиться на главном, мы не углубляемся во все эти детали.] Если эта процедура даст, к примеру, сумму в 130 млрд., то остается разница в 20 млрд., она образует личные сбережения, и если к ним добавить нераспределенные прибыли корпораций, то совокупные сбережения составят 26 млрд.