Капитан для Меган (Суженый Мэган)
Шрифт:
Жива! Ветер, море и этот мужчина помогли ей почувствовать себя опять живой, словно разбудили ее от долгого сна.
И кажется, в этом есть что-то еще… Да-да, таинственные призраки Кэлхунов. Похоже, скалы манили к себе не только живых — духи также приняли их молчаливое приглашение на прогулку. Воздух был словно пропитан радостным довольствием и сиянием их любви, не подвластной времени.
— Мне не следовало приходить сюда. — Однако Меган так и не сдвинулась с места, даже когда губы его коснулись ее волос.
— Слушай, — прошептал Нэйт, — закрой глаза и слушай, и
Она повиновалась и уловила шепот и пульсации прохладного ночного бриза. И своего собственного сердца.
— Почему рядом с тобой я себя так чувствую?
— У меня нет ответа. Не все можно предвидеть и рассчитать, Мег. — Страстно желая увидеть ее лицо, Натаниэль нежно привлек ее к себе. — Да и не всегда нужно. — И поцеловал. Его губы дотронулись до ее губ и заскользили по ее лицу, касаясь висков, бровей, и снова опустились вниз. — Как твоя головная боль?
— Она прошла. Почти.
— Нет. Не открывай глаз. — Нэйт коснулся своими губами, нежными и невесомыми, как воздух, ее зажмуренных век, а потом они уже пылали на ее щеке. — Поцелуешь меня?
Как можно отказать этим соблазнительным, манящим ее губам? Со сдавленным стоном, неловким свидетельством ее поражения, Меган все-таки позволила сердцу взять верх. Только на этот вечер, пообещала она себе. Только на мгновение.
Это медленное, почти воздушное изменение ее реакций пленило его. Она вдруг стала мягкой и податливой в его объятиях, ее трепещущие губы пылали, раскрываясь и даря себя. Натаниэлю пришлось приложить почти всю свою силу воли, чтобы не прижать ее к себе и не овладеть прямо сейчас.
Она бы не сопротивлялась, подумал Нэйт. Возможно, подсказал ему внутренний голос, у этих скал хватит магии, чтобы околдовать их обоих, соблазнить ее и развеять ее слабые протесты, а также напомнить ему, что следует держать в узде свои желания.
— Я хочу тебя, Меган. — Нэйт провел губами вверх по ее шее, коснулся подбородка. — Хочу так сильно, что ничего не могу с собой поделать.
— Я знаю. И я… я желала бы… — Она уткнулась в его плечо лицом. — Для меня это не игра, Натаниэль.
— Я знаю. — Он погладил ее волосы. — Было бы проще, если бы ты играла, потому что я очень хорошо знаю все правила. — Взяв в ладони прелестное и взволнованное личико Мэган, Нэйт привлек ее к себе. — И не боюсь их нарушать. — Он вздохнул и снова нежно поцеловал девушку. — Мне чертовски тяжело, твои глаза так на меня действуют… — Нэйт отступил назад. — Лучше я провожу тебя в дом.
— Натаниэль, — Меган положила руку ему на грудь, — ты первый мужчина, который сделал меня… с которым я захотела… быть с тех пор, как родился Кевин.
Что-то промелькнуло в его глазах, дикое, опасное, прежде чем ему удалось скрыть это.
— Думаешь, мне полегчало от того, что я это узнал? — Он бы рассмеялся, если бы не понимал, что стоит на краю пропасти. — Меган, ты меня убиваешь. — Нэйт обнял ее за плечи и повел вниз по тропинке.
— Я не знаю, как мне с этим справиться, — едва слышно произнесла она. — Раньше я не сталкивалась ни с чем подобным.
— Если будешь продолжать в том же духе, — предупредил Нэйт, — я закину тебя на плечо и утащу в постель. Свою.
Меган вздрогнула, представив себе эту картину, и почувствовала себя виноватой.
— Я просто пыталась быть честной.
— Попытайся солгать, — с гримасой пробормотал он. — Честное слово, мне будет легче.
— Из меня никудышная лгунья. — Меган бросила на него косой взгляд. «Забавно, — пришла ей в голову шаловливая мысль, — наконец-то и он очутился в неловком положении». — Выглядит как-то нелогично, что, зная о моих чувствах, ты ощущаешь беспокойство, — заметила она.
— Гораздо большее беспокойство доставляет мне знание о своих чувствах. — Нэйт глубоко вздохнул, безуспешно пытаясь немного успокоиться. — И я сейчас далек от логических умозаключений. — «Так же далек, — с сожалением подумал он, — как и мой сон от меня сегодня ночью». — У желаний нет выходных [18] .
18
Фраза из знаменитого трактата «Анатомия меланхолии» английского священнослужителя, писателя и ученого Роберта Бертона (1577–1640), ставшего источником афоризмов и вдохновения для многих английских поэтов.
— Что?
— Роберт Бертон. Ничего.
Они направились в сторону огней Башен. Однако, прежде чем пара успела пересечь лужайку, их ушей достиг крик.
— Коко! — воскликнула Меган.
— Голландец. — Твердо подхватив Меган под руку, Натаниэль ускорил шаг.
— Вы оскорбительны и несносны, — резко заявила Голландцу Коко, высоко задрав подбородок и уперев руки в бока.
Тот стоял, скрестив ручищи на своей огромной, как хороший бочонок, груди.
— Я видел то, что видел, и сказал то, что сказал.
— Я вовсе не липла к Трентону, как… как…
— Как проклятый рачок-прилипала, — смакуя, подсказал Голландец. — Прицепившийся к корпусу его модной яхты.
— Мы просто танцевали.
— Ха! Значит, ты так это называешь. У нас для этого совсем другое название. Там, откуда я родом, мы зовем это…
— Голландец! — поспешил вмешаться Натаниэль, не дав сорваться этому, несомненно, забористому определению.
— Ну вот, — оскорбленно и одновременно смущенно Коко одернула платье. — Вы устроили сцену.
— Да ты единственная устраиваешь тут сцены с этим гладкокожим богатеньким пижоном, выставляя себя напоказ.
— В-в-выставляя… — Разъяренная, Коко распрямилась во весь свой немалый рост. — Никогда в жизни я не выставляла себя напоказ. Вы презренны и жалки, сэр.
— Я покажу вам презрение, леди.
— Прекрати. — Уже приготовившись отведать здоровых кулаков старого моряка, Натаниэль протиснулся между спорщиками. — Голландец, что, черт возьми, с тобой происходит? Ты что, пьян?
— Один или два стаканчика рома еще никогда не сносили мне голову. — Моряк гневно уставился поверх плеча Натаниэля на Коко. — Это она ведет себя, будто налакалась до умопомрачения. С дороги, мальчишка, мне есть что ей сказать.