Капитан «Дьявол». История пирата (часть первая)
Шрифт:
Но вот губернатор остановился возле Огла. Рослый, сильный ирландец понравился Стейзу. Он несколько раз ткнул тростью в сильное тело каторжанина и удовлетворенно хмыкнул.
— Пожалуй, пойдет. Сколько сдерете?
— Сорок, — поспешил с ответом Коливьеру.
Губернатор ожег капитана недобрым взглядом из-под густых бровей и медленно, словно выдавливая слова, произнес:
— Двадцать пять.
— Но сэр, — начал капитан, но Стэйз тут же сказал:
— Тридцать. — И добавил: — И ни фунтом больше.
По
Следующим был Майкил. Благодаря стараниям товарищей он достаточно крепко держался на ногах, хотя бледность еще не сошла с юного лица. Коливьеру, для приличия поторговавшись, согласился на цену, предложенную губернатором. Но при виде следующего Стейз презрительно скривил рот.
— Этого можете предложить на корм рыбам, да и те наверняка отвернутся!
— Тебя они бы слопали за милую душу!
Неслыханная дерзость!
Побагровевший от злости Стэйз подскочил к невысокому осужденному, на лице которого — как память о неспокойном прошлом — лежал ужасный шрам, спокойно гонявшему во рту соломинку. Нагло и дерзко смотрели его карие, чуть прищуренные глаза. Он не отвел их от налившихся кровью глаз бычьих глаз губернатора и тогда, когда тот рявкнул во всю мощь своих легких:
— Что ты пискнул?
— Я сказал…
— Что-о-о?!
— Неважно.
— Издеваешься, скотина!
— Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь.
— Смеяться вздумал!
— Разучился, пока плыл.
— Сгною, ублюдка!
— Не сомневаюсь, ваша милость.
— Имя, выродок!
— Мать нарекла Кингом, а друзья — «Убей англа».
Губернатор не нашел слов, чтобы ответить на эту дерзость. С минуту он тупо взирал на каторжанина выпученными глазами, но так и не сумел найти достойный ответ. Он хотел лично забить осужденного, но мускулы, выделявшиеся под лохмотьями, заставили губернатора отказаться от этого намерения, к тому же это было и неприлично. С трудом уняв бешенство, он произнес:
— Я запихну эти слова в твою вонючую глотку и ты подавишься ими.
И губернатор повернулся к слугам, намереваясь отдать жестокое приказание.
Рука Кинга скользнула под выпущенную рубашку, нащупывая ребристую рукоять ножа. Сейчас уже поздно клясть свой несдержанный язык, но дать убить себя так просто Сэлвор не собирается! Прежде чем ирландец умрет, он успеет отправить к праотцам несколько человек, а эта толстобрюхая свинья первой уйдет на небо. Однако судьба предоставила отсрочку мятежному матросу: неожиданно запротестовал капитал Коливьеру.
— Э, нет, губернатор Стэйз, это неправильно! Он еще невольник.
Губернатор ожег Коливьеру таким злобным взглядом, что тот съежился и пожалел о своем вмешательстве.
— Сколько вы хотите?
Коливьеру проглотил комок в горле и неуверенно произнес:
— Двадцать, пожалуй.
— Я согласен. Теперь он мой?
— Да, конечно.
— Отлично! Сейчас я покажу, что умеет делать губернатор Багамских островов, когда ему в руки попадаются такие вот мерзавцы.
Губернатор опять повернулся к слугам, а Кинг вновь сжал рукоять ножа. Еще немного — и…
Быть бы Кингу мертвым и не быть бы продолжению этого повествования, если бы все происходящее не видела Джозиана. Поведение ирландца, внешность которого сразу привлекла ее внимание, очень удивило девушку. Можно было подумать, что его действия — акт отчаявшегося человека, но что-то мешало Джозиане принять эту версию. Изуродованное лицо мужчины говорило о многочисленных испытаниях, выпавших на долю этого человека, не привыкшего бояться, о чем можно было судить по поведению ирландца. Заинтересовавшаяся Сэлвором девушка невольно высказала то, что было у нее на уме…
— Гордый!
Эти слова услышал и отец девушки. Внимательно посмотрев на дочь, он перевел взгляд на ирландца и, не сводя с Кинга злобного и испытывающего взора, громко спросил:
— Значит, ты говоришь, дочь моя, он гордый?
— И, очевидно, смелый, отец.
— Так я вижу другое и смогу доказать это, — вновь обратившись к ирландцу, губернатор упер в его грудь грязный конец трости и с чувством неизмеримого превосходства над жалким рабом произнес: — Я не стану убивать или мучить тебя, но устрою тебе такую жизнь, от которой согнешься в бараний рог и через два месяца приползешь ко мне на коленях.
И теперь этот самый человек стоял перед дочерью губернатора и без тени страха или подобострастия разговаривал с девушкой, во власти которой было сделать с ним все, что угодно. Сама Джозиана знала, что она ничего не предпримет для этого. На острове ее интересовал каждый новый человек, но интерес к нему быстро пропадал, если она видела, что новичок — типичный представитель своего слоя общества. Кинг Сэлвор, конечно, происходил из бедной семьи, но манеры и разговор ирландца производили приятное впечатление. Джозиана отметила, что он знаком с правилами светского обхождения, хотя и не всегда соблюдает их, к тому же достаточно хорошо образован для своего круга. Девушка все больше и больше проникалась уважением и неподдельной симпатией к меченому каторжнику.
— Однако в положении вещи есть и положительные стороны.
— Извините, но я не замечал их.
— За вещью хорошо смотрят, чтобы она не портилась.
— Смотря за какой!
— То есть?
— Раб — вещь на износ: сдохнет — купят другого.
— Судя по вам, этого не скажешь. Прошло уже два срока, назначенного моим отцом, а вы живы.
— На п'aйке вашего папочки легче протянуть ноги, чем удержаться на них.
— Эту, как вы выразились, п'aйку, еще необходимо отработать и оправдать.