Капитан Френч, или Поиски рая
Шрифт:
Но все-таки пришествие Регосов было событием грандиозным, и по этому поводу Клерак устроил роскошный прием в своей резиденции. Регос с супругой облачились в лучшие одежды и отправились во дворец. Сдина Бетин блистала красотой…
Тут Шандра, прервав меня, поинтересовалась, какого рода-племени была эта несчастная красавица. Я не знал, где Регосу удалось ее отыскать, и связался с корабельным компьютером. Как выяснилось, у “Цирцеи” тоже нет такой информации, но она переслала нам голограмму Сдины Бетин – в полный рост, в парадных одеждах, с великолепными украшениями.
Да, за такую женщину стоило мстить… Волна черных блестящих волос падала на спину, открывая смуглое лицо с мелкими точеными чертами; глаза были огромными, карими, губы напоминали лепестки тюльпана, лоб, высокий и выпуклый, обрамлял венец из кроваво-красных рубинов. Ее одеяние, длинное платье с высоким воротником, тоже отливало цветами кровавой зари, золотистые молнии струились вдоль подола, золотые ромбы украшали воротник, лиф был расшит золотыми розами. Платье облегало ее как перчатка, подчеркивая высокую грудь, тонкий стан и длинные стройные ноги. Перед нами было одно из последних ее изображений; возможно, в этом наряде она и явилась на императорский прием.
– Вот это красавица! – с восторгом выдохнула Шандра. – Высокая, грациозная и такая, такая… Грэм, клянусь, я не могла и представить, что в мире есть подобная красота!
– Уже нет, – грустно отозвался я, всматриваясь в строчки под зыбким трепещущим изображением. “Цирцее” не удалось идентифицировать ни расу, ни племя, к которому принадлежала супруга Регоса, и это само по себе являлось поразительным фактом – ведь банки ее были бездонны, а распознающие возможности программ фактически неограниченны. Но сейчас она предлагала мне только одну гипотезу – что прекрасная Сдина Бетин являлась с начала и до конца биоскульптурным творением, созданным клетка за клеткой, молекула за молекулой в генетической лаборатории. Фил Регос мог выбрать первичный образчик ткани для клонирования, оплатить труды генетика в каком-нибудь из развитых миров и удалиться в космос на сто или двести лет, пока его суженая не достигнет зрелости… Я слышал о подобном, но отношусь скептически к таким попыткам сконструировать свой идеал. Если даже эксперимент успешен, если не допущены ошибки в зиготе и ее последующих метаморфозах, если девушка уродилась красавицей, остается некое большое “НО”… Эти красотки желают кого угодно, только не спейстрейдера, который оплатил, заказ, и этот бедняга в лучшем случае не получит ничего, а в худшем приобретет вместо жены рабыню. Но, быть может, Регосу выпал счастливый шанс?.. Наверное, Сдина Бетин все-таки любила его…
Я поделился своими соображениями с Шандрой, и она, поколебавшись, спросила:
– Грэм, а ты… ты когда-нибудь это делал?
– Делал что?
– Ну, ты пытался заказать себе девушку в генетической лаборатории? Вот такую… – Она ревниво покосилась на голограмму Сдины Бетин. Я расхохотался.
– Знаешь, крошка, сколько это стоит? Не дешевле планетолета с ионным приводом! Старый скупердяй вроде меня скорее удавится, чем просадит такие деньги! Да и зачем? Зачем, моя милая? Ведь я купил прекраснейшую женщину во Вселенной всего за полтора килограмма платины!
Она выскочила из кресла, метнулась ко мне и впилась зубками в шею. Должен признаться, это было не самым неприятным ощущением в моей жизни. Убрав голограмму, я погладил мягкие волосы Шандры и продолжал рассказ:
– Итак, они явились на прием к императору-самодержцу, Фил Регос и его прекрасная супруга. Сдина была очаровательна; можно представить, как на нее взирали аборигены. В том мире люди невысоки и худощавы, вроде меня; у них белая бледная кожа, глаза серые, как у мерфийцев, высокие скулы и узкие челюсти с мелкими острыми зубами… Неприглядная внешность, одним словом! Сдина была для них не просто красавицей, а яркой сказочной орхидеей среди пожухлых серых трав… И божественный Клерак Белуг не спускал с нее жадных взоров. Как все самодержцы, он обзавелся гаремом, но его красивейшие наложницы и рабыни были ничто рядом со Сдиной Бетин. Она затмевала их, как солнце затмевает звезды…
Шандра поморщилась:
– Гарем, наложницы, рабыни… Что же, у этих девушек не было выбора? И как обстоит дело здесь, на Малакандре?
– На Малакандре узаконено многобрачие, с равными правами для женщин и мужчин, – пояснил я. – Тут просвещенный монархический строй, а на Земле Лета процветала деспотия. Так что выбор в самом деле был невелик – или в гарем, или под нож… К тому же Клерака чтили как божественного императора, и в этом титуле “божественный” значило много больше, чем “император”. Те, кто ублажал его, свершали священный акт, и я думаю, что девушки рвались в его гарем и покорялись самым жутким его капризам – даже если они приводили несчастных к смерти. Жертва и смерть по воле божества считались высшим счастьем.
– Мерзость! – пробормотала Шандра, сверкнув зелеными глазами. – Покорность убийце и развратнику такая же мерзость, как самоубийство! Мой рассказ привел ее в мрачное настроение, и я догадывался, в чем причина: она думала о Лазарусе Лонге, о своем отце. Разве тот послушно и добровольно не отдал ее в лапы Арконата?.. Отдал с той же покорностью, с какой летнеземельцы и их девушки “чтили” кровавого деспота, предаваясь ему душой и телом?..
Эта тема была запретной, и я не хотел поминать об отце Шандры. Но жизнь есть жизнь; ее суровые реальности, страдание и боль, так же полезны для воспитания чувств, как нежность, ласка и доброта – даже в том Раю, который я пока еще не нашел. В том Раю живут сильные чистые души, но возможно ли достичь силы и чистоты без страданий?.. Вот в чем вопрос! Ответа я, к сожалению, не знаю.
– Ты права, – сказал я Шандре, – покорность мерзости тоже есть мерзость.
Но это непростой процесс, моя дорогая, очень непростой! Однажды, под давлением обстоятельств и пропаганды, ты смиряешься с ложной идеей – например, с мыслью, что некая личность сделалась Богом или непогрешимым вождем. Спустя какое-то время ты теряешь ощущение реальности: ложная идея кажется тебе допустимой, затем – вполне вероятной и, наконец, единственно возможной. Все, ты угодил в капкан! Ты, собственно, уже не человек, а запрограммированный робот; ты можешь свершать ужасные вещи, поскольку идея правит тобой, диктует тебе, насилует тебя… И если ты когда-нибудь сумеешь от нее освободиться, капкан все равно тебя прихлопнет. Ведь если ты – человек, невозможно жить с памятью о бесчинствах и зле, свершенных тобой, когда ты был бездушным роботом! Кивнув, она попросила продолжить рассказ о Регосе. Сценарий его злоключений был стандарт ным: С дина Бетин приглянулась Клераку, и тот без лишних церемоний послал к ней дворецкого с предложением заглянуть в императорскую опочивальню. Будучи незнакома с местными нравами, она ответила, что благодарит за честь, но ее супружеские обеты не позволяют обманывать мужа. А затем… Тут Шандра снова перебила меня.
– Обеты, Грэм? Такие же, как наши?
– Да, девочка. Я ведь сказал, что Филип Регос и Сдина сочетались согласно традициям чести и законам космоса. В точности как мы с тобой. Но слушай, что случилось дальше…
Итак, император сделал предложение и получил отказ. Казалось, это его не разгневало; он лишь начал уговаривать Регоса задержаться в его резиденции на день-другой, дабы отметить визит торговца пирами и пышным балом. Регос, подумав, согласился, и вечером они со Сдиной отправились в свои покои.
– Не слишком предусмотрителен этот Регос, – заметила Шандра. – Вот ты, Грэм, не остался бы ночевать в доме, где делают гостю такие предложения!
– Скорее всего нет. Но вспомни, милая, что мы, как и чета Регосов, спейстрейдеры, – а значит, нам надо ладить с планетарными властями. С диктаторами и тиранами, с президентами и королями, с первосвященниками и вождями всех политических раскрасок… Ведь мы, спейстрейдеры, тоже прожженная шайка и странствуем в космосе ради выгоды! Мы повидали многое, и хорошее и дурное, и знаем, что все проходит. Все проходит, девочка моя! Со временем разваливаются диктатуры, гибнут монархии, коллапсируют демократические общества; тысячелетие безбожия сменяет век религиозности, и наоборот… Так случилось на Мерфи, на Панджебе и во многих иных мирах… Но эти перемены не касаются нас, космических странников; мы – связующая нить всех человеческих культур, мы летаем повсюду, и всюду торгуем, и переносим жемчужные зерна с планеты на планету… Мы – неприкосновенны! Так считал Регос, и я не могу винить его в неосторожности.