Капитан госбезопасности. Ленинград-39
Шрифт:
Под эту музыку завязался разговор. Паша быстро сошелся с новым знакомым, которого звали Матвей. Конечно, взяли еще.
– Нечего время терять, – сказал тогда Матвей и достал из кармана чекушку. И Павел с ним согласился.
«Белая» вливалась в «Жигулевское» и дело пошло скорее. «Ерш» сумел расплавить свинец на Пашином сердце.
– Вот ответь мне, борода, чего им, бабам, надо? – спрашивал Павел у нового друга, спустя какое-то время, когда угол Лесного и Муринского уже плыл в его глазах по мутным волнам.
– Да они сами не знают. Потому как дуры…
Паше все больше и больше нравился его новый приятель Матвей.
Потом, когда уже стемнело, когда закрылась пивная «точка», они приканчивали из горла вторую чекушку из
Потом они шли парком к общежитию Лесотехнической академии, где у Матвея были две знакомые студентки. Очень веселые, гостеприимные девахи, которые всегда рады Матвею и его друзьям. Дорога качалась, а под ногами шуршали листья. Вокруг было тихо и темно, а на душе – упоительная легкость. Ноябрьские заморозки приятно остужали голову.
Паша раньше иногда задумывался, а как интересно он будет умирать. В муках не хотелось. Вот хорошо бы, как Михеич, чья голова попала в «гильотину» [16] . Вжик – ты ничего не понял, а тебя уже нету.
Паша умер быстро. Лопнуло что-то в груди слева, и голова закружилась, как при прыжке с парашютной вышки. Вращение перешло в бешеный вихрь, который, словно «волшебный фонарь», прокрутил ему прощальные картинки. Паша не представлял, что его двадцатисемилетняя жизнь может ужаться в одно мгновение. Но она ужалась: Отец подстригает перед зеркалом усы, оглядывается и подмигивает ему. Мать со спины, она шьет, ее нога давит на педаль «Зингера». Он с братьями возит по полу корабли из сосновой коры. Вот он продает на толкучке стереоскоп, мимо ветер несет клочки газет и листовки. Артель «Промкоопмет». Подзатыльник старого слесаря Елисей Данилыча, «Деталь, пострел, спешки не любит». Вот он входит в дверь ФЗУ с зажатой в кулаке справкой, что работал подручным слесаря с тарифной ставкой по пятому разряду. «Красная заря». Станок-кормилец. Врезающаяся в заготовку фреза. Заводская агитбригада «Синяя блуза», пирамида «Восход нового дня», на его плече ножка, обтянутая трико, его взгляд поднимается выше… Свадьба. Танька хохочет и проливает на свадебное платье стакан с «Мукузани». Пивная «Красная Бавария», ему выбивают зуб. И почему-то явился Викентьич с пенной кружкой в руке. И все погасло…
16
Здесь: имеется в виду станок для разрезания металлических листов, а не французский аппарат для смертной казни.
Глава четвертая
Капитан госбезопасности
Сергей потянул цепочку ходиков. С мелодичным потрескиванием гирька поехала наверх. Потревоженная движением цепи часовая шестерня заставляла мелко подрагивать стрелки: маленькую – на цифре семь, большую – на цифре шесть. Рабочему дню было дано ритуальное начало.
Сергей повернул голову к окну, за которым еще не рассвело, как никак середина ноября. Темноту разрежает лишь отсвет фонарей Литейного проспекта.
Возле окна скрипнул стул, принимая на себя командирский вес. Командирский локоть уперся в край стола, найдя свободное место среди холмов из бланков, газетных вырезок, книг служебного пользования и книг простых, конвертов с сургучными блямбами, исписанных листов всевозможного формата. Чиркнула бензиновая зажигалка – и над командирской головой взвился первый клуб неизменной «Пушки» [17] . Командир поднес к глазам первый лист, покрытый черными карандашными линиями. Он приступил к изучению ночных сводок.
17
Марка советских папирос.
Сергей опустился на стул с такой осторожностью, словно тот был начинен динамитом. Придвинуть его к своему столу он не решился. Опоздал, значит, жди. Жди, замерев, дыши через раз и так до того момента, пока командир не поднимется со стула и что-нибудь не скажет. Эх, вздохнул про себя Сергей, скорее всего, опять услышишь нечто вроде «Увы, Сергей, подавить на массу не удастся, нам снова в бой» или «Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал».
Из-за двери в соседнюю комнату не доносилось ни звука, там тоже притихли до поры.
Командир перевернул лист, его глаза побежали по второй странице, исписанной тем же почерком, что и первая. Почерком дежурившего ночью Андрея Лезина.
Опа, первый лист лег на стол поверх толстой амбарной книги для записи привходящих документов. Кто ж не знает, что это место для попаданий «в молоко». Сбитый щелчком пепел «Пушки» упал в жестяную коробку из-под чая.
Командир взялся за второй лист. Глаза побежали по разбитому на абзацы тексту. Что там сегодня приготовила ночь вместе с Андреем Лезиным, подумал не отрывающий взгляда от начальника Сергей? Ничего «как срочное» Андрей вроде бы не пометил, не видно строчек, обведенных красным карандашом. Что, впрочем, ничего не значит. У командира не глаза, а двадцатикратный бинокль, он за ничего из себя не представляющими мелочами может разглядеть такие дали, что дух захватывает. Одна только мысль о командирских способностях вызывала у рядового суеверный трепет.
Застыла отведенная в сторону рука с дымящейся папиросой. Сергей увидел, как заиграла кожа на скулах повернутого к нему в профиль командира. Оно. Командир заходит на цель.
Недокуренная папироса полетела в «чай-пепельницу».
– Эх, Андрей, Андрей…, – чуть пружиня при ходьбе, командир быстро шел к Минакову, задумчиво и недовольно покачивая головой. Его кулак сжимал свернутый трубкой второй лист ночных донесений и шлепал им по ладони другой руки.
Костяшки командирских пальцев уперлись в стол, за которым сегодня и всегда сидел рядовой Минаков. Сергей вскочил, ожидая приказаний.
– Сергей, коммутируйте меня, – движение выскобленного до синевы подбородка в сторону черного аппарата, – со Сталинским УГРО.
– Слушаюсь, товарищ капитан, – и Сергей потянулся к телефону.
Уже год он, рядовой войск НКВД Минаков, работает под началом товарища капитана и никак не может привыкнуть к командирскому «выканью». Никто другой Сергея на «вы» не называет, и никогда к нему так не обращались. И при каждом новом «вы» он невольно вздрагивает, как от слабого электрического разряда. И охватывает недоумение, смешанное с беспокойством – как это командир не боится, что его могут обвинить в подражании фасонам старого режима.
А «товарищ капитан» уже открывал дверь в соседнюю комнату.
– Полундра, бойцы! Все на палубу линкора.
Пока те, кого вызвали, перебирались из помещения в помещение, командир принес от вешалки, где одиноко висела Минаковская шинель, стул, поставил в торце стола и сел на него, забросив ногу на ногу. А Сергей как раз дозвонился до Сталинского УГРО, до дежурной части.
– С вами сейчас будет говорить капитан госбезопасности [18] товарищ Шепелев. Кто у аппарата? Как? Еще раз.
18
В госбезопасности НКВД звания на два ранга превосходили звания в РККА. Капитану госбезопасности по положению на 1939 год соответствовали полковник, полковой комиссар, военинженер 1 ранга, военврач 1 ранга, военветврач 1 ранга, интендант 1 ранга, военюрист 1 ранга.