Капитан и Враг
Шрифт:
Я снова прокрался вниз и положил газету на место, а потом долго лежал на диване без сна и думал о странном совпадении – почему несуществующая улица названа моей фамилией. На другой день моя приемная мать выглядела испуганной и взвинченной. Мне показалось, что она боится появления чужих людей. Дважды раздавались звонки в дверь, и оба раза она посылала меня узнать, кто там, а сама стояла внизу, у лестницы, и встревоженно смотрела на меня. В первый раз звонил всего лишь молочник, а во второй – кто-то, зашедший не по адресу. В тот вечер, посреди ужина – а было, как всегда, мое любимое блюдо: котлета с запеченным яйцом, – Лайза ни с того ни с сего вдруг заговорила с таким пылом, точно возражала мне (хотя все это время я молчал, как и она).
– Он же хороший, – сказала Лайза. – Он никогда не сделает ничего по-настоящему плохого. Не в его это характере. Ты должен это знать.
– Знать – что?
– Я иной раз думаю – слишком он добрый для нашей жизни. Я боюсь за него.
Тогда, во время затяжного отсутствия Капитана Лайза начала беспокоиться по поводу моего образования.
– Ты же должен чему-то учиться, – сказала она мне как-то за чаем.
– Чему?
– Да почти всему, – сказала она. – К примеру арифметике.
– Я никогда не был силен в арифметике.
– Грамотно писать.
– А я и так грамотно пишу.
– Изучать географию. Вот вернулся бы Капитан, он бы тебя научил. Понимаешь, он ведь очень много путешествовал.
– А сейчас он тоже путешествует?
– Наверно, да.
– А ты не думаешь, что он мог сжечь себя заживо? – спросил я, вспомнив про вторую страницу газеты.
– Господи помилуй, нет. С чего ты это взял?
– А об этом писали в том номере «Телеграф», который он тебе прислал.
– Так ты читал ту газету?
– Да.
– И ничего не сказал. Нечестно это с твоей стороны. А Капитан хочет, чтобы ты был честным. Он говорит, когда его не станет, ты будешь заботиться обо мне.
– Но его же нет и сейчас.
– Он имел в виду – когда его вообще не станет.
– А ты будешь по нему скучать, да?
– Для меня это будет как смерть – только еще хуже. Я хочу первой уйти. Но он говорит, я должна заботиться о тебе. Потому, наверное, он тебя и привел сюда. Он хочет быть уверенным, что я не уйду первой.
– Ты что – очень больная? – спросил я с холодным любопытством, свойственным моему возрасту.
– Нет, но раньше мне было очень худо. Как раз тогда он в первый раз и увидел меня – пришел с твоим отцом ко мне в больницу. Иногда он так смотрит на меня – смотрит испуганно. Точно я все еще лежу больная в той постели… Я на него за это сержусь. Не хочу я, чтоб-он за меня боялся. Он ведь может тогда что-нибудь выкинуть.
Этот разговор был для меня, пожалуй, вторым уроком по части того, что такое любовь между двумя взрослыми людьми.
Любовь – мне это стало вполне ясно – означала страх, и, наверное, именно этот страх гнал Лайзу каждое утро на улицу за газетой: она бежала покупать «Телеграф», чтобы узнать, не случилось ли самое худшее, страшное продолжение того, о чем она прочла на второй странице, однако, вернувшись в свою спокойную кухоньку, Лайза не знала, где это может быть напечатано, переворачивала все страницы, просматривала даже спортивную и финансовую хронику и уже не скрывала от меня, что со смертельной тревогой ищет, нет ли сообщения о Капитане.
Конец ознакомительного фрагмента.