Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень
Шрифт:
Работаем мы, как старатели: нападем на «жилу», выберем — и давай дальше. А хозяйство–то у нас плановое — третья пятилетка идет. А мы что делаем? В Беринговом море, профессор, около трехсот видов промысловых рыб и зверя. Здесь: миллиардные стада сельдевых и лососевых. У нас самые богатые в мире крабовые банки. Вы знаете, — продолжал он, — что у западных берегов Камчатки за полчаса траления можно взять — понимаете, взять! — около трехсот пудов камбалы? А что такое камбала? Курица! Триста пудов камбалы — это пять тысяч кур. Пять тысяч кур за полчаса! Не поили, не кормили, не растили — все сделала природа, да еще отдала: «Нате, вирайте прямо на стол!» А вы думаете, так и берется камбала каждые полчаса? Не–ет! Много мы сделали за эти дни, а? Ничего. То есть нуль. А если бы тут все поставить по–научному?
Скажем, сообщает станция из залива Корфа или из Усть—Апуки, ну, в общем, из любого пункта: «Замечено стадо финвалов. Идут генеральным курсом… В стаде пятьдесят голов». Из Майна Пыльгина или Анадыря доносят: «Замечены синие киты» или там горбачи… Понимаете, профессор, как здорово было бы?.. Вот о чем я мечтаю. Наука должна быть рядом с нами! А то что же получается? Уважаемые ученые пишут книги по разным далеким от практического дела вопросам. Спорят друг с другом, раздевают друг друга догола, хлещутся цитатами, как вениками. А что толку?.. Нам нужны, профессор, книги о природе здешнего климата, о гидрологии Берингова, Охотского и Чукотского морей, о путях миграции китовых стад, о китовой пище и так далее. Нужно больше опыта. Ведь наука без опыта — что птица без крыльев.
Вот как примерно говорил Кирибеев… Так почему же он гонит меня? Как же тогда понимать, что «наука должна быть рядом с нами»? Я долго искал объяснения всему, пытался проанализировать свое поведение на «Тайфуне», начиная со знакомства со штурманом Небылицыным, капитаном Кирибеевым, старшим механиком Порядиным и с другими членами экипажа.
Вероятно, Кирибеев раскаивается, что раскрыл перед «юнцом» свою душу. А Кнудсен — это лишь отговорка.
Итак, что же правильно? Где решение вопроса?.. Китобоец — маленький корабль: тридцать четыре метра в длину и не более восьми в ширину. Посмотреть на него с борта океанского корабля — так… букашка. Но на этой букашке машина почти в девятьсот лошадиных сил, пушка и свыше двадцати человек экипажа. Конечно, не машина и не пушка его главная сила, а люди: матросы, кочегары, машинисты, механики, штурманы… Не каждый в отдельности, а все вместе. Когда их действия согласованы — китобоец двигается вперед, пушка стреляет, к борту швартуются туши китов. Если же их действия не согласованы — китобоец становится просто железной коробкой.
Удастся ли капитану Кирибееву согласовать действия своих людей, или он, начав с меня, возьмется за штурмана Небылицына, потом за механика Порядина, а там и за Кнудсена?..
Китобоец — маленький корабль, но двадцать два человека его экипажа — это двадцать два характера! Сумеет ли капитан Кирибеев подчинить их единому порыву? Что он задумал? Будет ли он хозяином корабля или все пойдет здесь так же, как и на других китобойцах, где командуют гарпунеры? Может быть, действительно все исходит от Кнудсена?
19
Я слышал все: и крик Чубенко «фонтаны на горизонте», и топот ног, и слова команды, и выстрел гарпунной пушки, и радостные возгласы, и то замирающую, то нарастающую вибрацию корпуса, когда «Тайфун» менял ход, но на палубу не вышел. По голосам я понял, что китобоец загарпунил двух китов, по ровному ходу судна — что мы идем к «Аяну», а по уменьшившейся качке — что на море стало тише.
Я пробовал читать, но прочитанное не укладывалось в голове. Мозг все время точила одна мысль: почему капитан Кирибеев решил от меня избавиться? Эх! Если бы сделать какое–нибудь необычайное открытие, чтобы все поразились и… прониклись ко мне уважением, чтобы в Москве заговорили! Но какое же открытие я должен сделать?
Ньютон от наблюдения падающего яблока пришел к мысли о законе всемирного тяготения. Непромокаемые штаны и козырек от фуражки матроса с «Жанетты», прибитые к берегам Гренландии из Восточно—Сибирского моря, где погибла шхуна де Лонга, навели Фритьофа Нансена на мысль о дрейфе льдов через Северный полюс… Где же мне найти свое «яблоко»?..
Я так погрузился в мечты, что не сразу понял, что в дверь стучат. Когда стук повторился, я сказал «да, да» и вскочил с койки.
Дверь открылась, и в раме ее, заслонив почти все пространство, появился Кирибеев. Вид у него был усталый, но спокойный и, пожалуй, даже добродушный. Избегая моего взгляда, он пробасил:
— Можете оставаться, профессор… — и быстро захлопнул дверь.
Появление капитана Кирибеева было так неожиданно, а его предложение после нашего разговора выглядело настолько странным, что я растерялся и ничего ему не ответил.
«В чем же тут дело? — недоумевал я. — Что произошло за эти несколько часов на корабле?» Я решил не ломать себе голову над решением этой загадки. «Перейду на «Аян».
В конце концов это лучший выход из создавшегося положения. Какое мне дело до чьих–то интриг! Приняв это решение, я почувствовал, что на душе у меня стало легко.
После обеда ко мне зашел Небылицын. Лицо его было обветрено, руки красны — он только что сменился с вахты.
— Здравствуйте, профессор, — сказал он смущенно, оглядывая каюту. Увидев мой чемодан, он спросил: — Уже собрались?
— Да, — ответил я.
— Зря, — сказал он, присаживаясь. — Зря уходите, профессор, — повторил он. — Мне давно хотелось поговорить с вами, но я как–то не находил подходящего момента. Вам что–нибудь говорил обо мне капитан Кирибеев?.. Я имею в виду нехорошее.
Я отрицательно покачал головой.
— Как! — воскликнул он. — Неужели ничего не говорил?!
— Нет, ничего!
Он вздохнул и, глядя куда–то мимо меня, спросил:
— Вы думаете, что уходите из–за Кнудсена?
— Не знаю, да, по правде говоря, меня это мало интересует.
— Нет, профессор, — сказал Небылицын, сощурив глаза и как–то весь подобравшись, — нет, — повторял он. — Кнудсен тут ни при чем. Это капитан хочет от вас избавиться. Я слышал, как он говорил о вас: «Мальчишка считает себя ученым, а у самого молоко на губах не обсохло». И Кнудсена он не любит. Не понимаю, почему он так относится к норвежцу. Олаф Кнудсен — лучший в мире гарпунер. Если бы капитан Кирибеев был хорош с Кнудсеном, как бы мы работали! Вы молчите?.. Не согласны со мной?
Я не ответил, хотя и не был с ним согласен. Мне не хотелось спорить. Я не видел в этом никакого смысла: переубедить его нельзя, а ругаться ни к чему. В душе я считал, что неправильно поступаю, но мне хотелось понять, что за человек штурман Небылицын, за что его третирует капитан Кирибеев.
Я решил дать ему выговориться.
— Конечно, — продолжал он, — как же вам соглашаться со мной! Капитан Кирибеев — герой… Он сильный, смелый, властный, вам нравятся такие люди… Не правда ли? А герой ли он, если разобраться серьезно? Позер… Мы же с вами не женщины, чтобы перед нами так рисоваться. Скажите — зачем нужно капитану концы сращивать, медяшку драить? Это ложный демократизм, профессор! Капитан — единоначальник. Он должен не панибратствовать с командой, а держать ее в руках. А что делает капитан Кирибеев? Он с командой курит из одного кисета, песни поет… Место капитана — мостик.