Капитан-командор
Шрифт:
Пушка стреляет с любого места, главное — канонир. И — гроза. Энергия средней грозы, как вычитал когда-то молодой человек, равна энергии небольшого ядерного взрыва — пятнадцать-шестнадцать тысяч тонн в тротиловом эквиваленте. Примерно такой взрыв произошел и там, в Эйкене… А здесь взрывов не будет, здесь только молния, гроза… Одна надежда. И, слава богу, есть корабль, тот самый, с помощью которого только и можно вернуться. Желательно туда, откуда пришел. Но, как сказала захмелевшая колдунья — надо пытаться…
Выйдя из гавани, «Барон Рохо» и «Жозефина» присоединились к дожидающимся их судам и, сменив галс, взяли курс к пиратской эскадре.
Люди
Весь Нассау гудел две недели! Пираты проматывали добычу в лупанариях и кабаках, а как-то, устроив салют, чуть было не сожгли город дотла. Губернатор Миллз по этому поводу сильно ругался и даже велел дать зачинщикам плетей, чего Громов, Бьянка и их сотоварищи уже не увидели, ибо, соблазнив приличным жалованьем неких, уже спустивших все свое добро, гуляк, набрали матросов и, наконец, отправились к далеким нормандским берегам. Ушли на «Красном Бароне», «Жозефину» же продали «Бугаю» Бенингхэму с большой скидкой. Гостеприимный берег Нью-Провиденса остался далеко за кормой, впереди — через много недель — ждала Франция, а может быть — Андрей никак не оставлял эту мысль — и хорошая гроза с канонадным громом и молниями, сверкающими, как тысячи солнц!
Океан казался спокойным и пустынным, лишь где-то далеко на юге Громов, глянув в окуляр подзорной трубы, как-то заметил белые лоскутки парусов, быстро пропавших из виду.
Это была эскадра решительного испанского адмирала дона Франсиско де Ригалья-и-Альберона, возвращавшаяся в сожженный пиратами Сан-Августин с грузом американского золота. Узрев разрушенный город, адмирал тотчас же выделил для мести часть кораблей, в том числе — и все свои красавцы-фрегаты. Виноватых особо не искали, просто выбрали два ближайших крупных поселения «проклятых английских собак» — Нассау и Чарльз Таун, — потом дон Франсиско лично швырнул игральные кости… Не повезло Нассау — стоявшие на рейде фрегаты обстреливали город часов пять, после чего в дело пошли войска…
Кто-то из жителей сумел бежать в горы, губернатор — откупился. Опытный и далеко не глупый пиратский капитан Бенингхэм, при виде многочисленных чужих парусов, отплыл на шхуне неизвестно куда, вскоре объявившись в Джеймстауне, где вновь занялся своим привычным делом. А вот Жозефу Китайцу и Бешеному Дирку удача изменила — оба были пойманы испанцами при попытке бежать, опознаны и после короткого, но справедливого суда повешены на реях собственных кораблей. Говорят, этих всегда удачливых парней предал кто-то из их ближайших соратников — испанцы точно знали, кого и где искать. Может быть, не обошлось и без предательства, но по всему вновь отстроившемуся через некоторое время Нассау ходили упорные слухи о сверхъестественной подоплеке этого дела. По крайней мере, все мулаты и негры знали — Китаец и Бешеный Дирк обидели самого Великого Ме! Вот тот и наказал обоих. И поделом. А не ссорьтесь с чужими богами и духами! Никогда.
Глава 9
Лето 1707 г. Онфлер, Нижняя Нормандия
Флаги над городом
Утро выдалось хмурым, дождливым, безрадостным. С моря одна за другой наползали свинцово-сизые тяжелые тучи, словно бы их каким-то образом пересылали через пролив извечные враги — англичане. Был праздничный день — в честь какого-то из многочисленных святых, по сему поводу приехавший из Руана епископ отслужил торжественную мессу в длинной, чем-то похожей на корабль, церкви Святой Екатерины, располагавшейся неподалеку от недавно приобретенного Громовым дома. Впрочем, в этом маленьком нормандском городке понятия «далеко» не существовало вовсе.
Упоминавшийся еще в одиннадцатом веке в качестве владения нормандского герцога Ричарда Плантагенета, он быстро превратился в важный торговый центр на перекрестке путей из Руана в Англию, в период так называемой Столетней войны неоднократно переходил из рук в руки, а в пятнадцатом веке стал прибежищем многочисленных пиратов, чьи небольшие суда могли, в случае надобности, спокойно скрываться от врагов в устье Сены, великой реки, на которой — точнее, при впадении ее в море (пролив Ла-Манш, или просто — Манш, как говорят французы) и располагался город.
В семнадцатом веке городские жители сильно разбогатели на торговле с Америкой, именно по этой причине к началу войны за испанское наследство Онфлер, а не находящийся напротив — через Сену — портовый, и куда больший по размерам, Гавр, представлял собой лакомый кусок для рейдов английских каперов. Город нужно было защищать, а вот должности адмирала, который бы занимался именно этим, не существовало вовсе. Подобные посты традиционно занимали люди родовитые, дворяне крови, жаждавшие к своей дворянской чести прибавить еще и немаленькое королевское жалованье, чего престарелый Людовик Четырнадцатый никак не мог себе позволить ввиду полного расстройства финансов из-за непомерных имперских амбиций и патологической жажды роскоши.
Чемпионатов мира по футболу и всяких там олимпиад-универсиад Людовик, конечно, не проводил, надо полагать, ввиду полного отсутствия у него нефти и газа, но все его военные авантюры, страсть к «ручному управлению» через лично назначаемых интендантов, бесконечные поборы и взятки, тупая жадность придворных олигархов оздоровлению экономической ситуации вовсе не способствовали, подталкивая оную к полному краху. Народ и простые дворяне, еще десятка два лет назад не смевшие произносить королевское имя без надлежаще выказываемого благоговения, нынче откровенно смеялись над своим монархом и сочиняли про него скабрезные песни. Мало того что сочиняли — не стеснялись и петь, орали по вечерам во всех портовых тавернах! Авторитет королевской власти, некогда весьма высокий, упал так, что людям стыдно стало смотреть другу другу в глаза, политически корректные лозунги — типа «Франция, вперед!» орали только полные идиоты, подлецы и подонки.
Правда, король сильно поднял жалованье военным: в основном жандармам и конно-полицейской страже — все за счет новых поборов, конечно, тяжесть которых легла исключительно на плечи простого народа, хотя король-солнце и декларировал, что будут платить все!
Какого-либо авторитета подобными действиями все больше впадавший в маразм монарх не добился: несмотря на повышение жалованья, жандармы и военные его презирали, как презирают любого слабого, обожающего только болтать, тирана, с претензиями на абсолютную власть, народ же своего короля открыто ненавидел и уже больше не боялся, ибо как можно бояться того, кто стал так смешон, про кого на всех углах пели веселые песни?